четверть часа, и Педро, высунувшись в окно, с неудовольствием присвистнул:
– Этого ещё не хватало, не было печали, так черти накачали! Придётся, барин, спрятать тебя в камеру, не нравятся мне эти гости… тем что более в праздник явились.
В темноте, царившей в камере, стало ещё хуже – воздух как будто отказывался попадать в лёгкие, и тот, кто полмесяца назад был пышущим здоровьем и силой восемнадцатилетним красавцем, почувствовал себя былинкой, растоптанной каблуком сапога. Всё ясно, это потому, что я не вижу неба – ни звёзд, ни даже солнца, пришла унылая мысль. А ведь сегодня праздник Преображения Господня, самое красивое небо в году. Наверное, Педро и хотел устроить мне что-то вроде прогулки – похоже, его проинструктировал Великий Инквизитор на сей счёт. Нематериальные когти за шеей так и не исчезли полностью, и, когда Эстрелладо снова обратил внимание на их существование, откуда-то из небытия или же пелены потёмок раздалось тихое шипение: «Неба ты больше не увидишь!» Лихорадка, решил юноша, обхватил ладонями виски и сконцентрировался на молитве. Сейчас это было отчего-то сложнее обычного, но хотя бы отвлекало от кошмара полностью.
Закончить он не успел – дверь отворилась слишком проворно, хоть и со скрипом, что указывало на то, что посетители будут не из приятных. Их было трое, крепких парней в тёмной одежде без всяких знаков различия, и узник инстинктивно повернулся спиной к стене, почувствовав угрозу. Один из пришельцев прорычал низким неприятным голосом:
– Пойдёшь с нами, шевелись уже.
– И кто вы такие будете? – ровным голосом осведомился Эстрелладо без всякого выражения, но отчего-то сложив руки на груди.
– Не твоё дело, – хмуро ответил другой. – Двигайся, тебе говорят.
– И не подумаю, – холодно усмехнулся юноша. – Я не подчиняюсь приказам кого попало. От чьего имени вы явились, извольте сообщить.
– Вот же упрямец, – фыркнул первый. – Ну так пойдёшь поневоле, раз такой капризный.
Эстрелладо успел примериться и среагировать – трое, всё же, не пятеро, и можно было прорваться к выходу даже не смотря на то, что у двоих оказались кастеты, но на пороге его догнал удар не то кистеня, не то чего-то подобного… как назло, по спине, по самой больной ране… Крик гулко отозвался в коридоре, а тело грохнулось на каменный пол, и подбородок не удалось приберечь. Больше времени и шансов не выпало – и его потащили куда-то очень быстро, нарочито грубо выкрутив руки. Как долго тащили и куда – понять было невозможно, да и не хотелось об этом особо думать вообще. Только когда тело небрежно снова швырнули на пол, отпустив, стало ясно, что как будто в помещении есть какое-то вполне сносное освещение. Инстинкт диктовал, что проявлять самостоятельность не нужно и опасно, и пленник не стал шевелиться.
– Вот он, идти отказался, – проворчал кто-то из ловких исполнителей.
– И правильно сделал, – раздался чей-то рафинированный смешок. – Теперь поставьте его на
