ничего не имею против вообще, но вот детали следует обговорить на берегу.
– Вот и славно, – с удовольствием кивнул де Солер. – В таком случае я удаляюсь и желаю вам успеха, я и так уже слишком опаздываю.
Эстрелладо мог ожидать чего угодно, но не такого поспешного исчезновения человека, который как будто являлся кавалером инфанты, и вроде бы не питал никаких хороших чувств из-за этого лично к нему, во всяком случае, пытками в камере сразу после ареста узник был обязан как будто его людям. Однако то, что не было нигде видно Педро, намекало на то, что как раз этот почти мгновенный уход со сцены – ну что он такого страшного увидел в моих глазах, выцвели они из зелёных в серые в этой темноте, что ли – как раз и намекало, что дело, кажется, дрянь. Юноша попробовал выпрямиться ровнее, опустив руки вдоль тела, но даже это движение отозвалось резкими болями, и это помешало ему радушно улыбнуться принцессе, однако, как оказалось, всё это он задумал зря…
– Взять его! – прогремело металлическим тембром вдруг сразу же, и чужие злобные руки мгновенно выполнили приказ, потащив тело к растяжке и на ходу срывая рубаху.
Всё произошло так быстро, что не мешай пленнику постоянная боль в разных местах тела, он бы всё равно не успел ничего сказать или крикнуть. Когда же щёлкнула последняя застёжка на цепи, принцесса уже приблизилась настолько, что оборки платья коснулись колен, а волна резких духов обдала шею. Эстрелладо с трудом выдохнул и посмотрел на лицо девушки. Оно как будто было высечено из мрамора, и оставалось бы свежим и прекрасным, как сама юность, кабы не хищное выражение полуоткрытых губ и очень пламенный взгляд по-прежнему тёмных глаз.
– Камилла, – тихо и спокойно произнёс Эстрелладо, пытаясь сладить с болью и стерпеть те мучения, что причиняла растяжка, – прости меня. У меня лихорадка и очень болят раны. Не надо, прошу тебя.
– Просят не так, – усмехнулась она с каким-то липким сладострастием. – Да и поздно, невежа.
– Зачем это тебе? – спросил он с тихой печалью в голосе. – Я никогда не желал тебе зла, но что ты потом будешь делать, ты ведь станешь королевой. Остановись – для себя, не для меня.
Принцесса как будто стала темнее – а может, блики от пламени портили её недвижное лицо, на котором не отразилось никаких ещё эмоций, кроме мрачного торжества…
– Тебе не кажется, что ты не тот, кто смеет мне указывать, что делать? – в её металлическом тембре загрохотало уже что-то совсем грозовое.
– Камилла, – он говорил уже с трудом, хотя по-прежнему ровно и спокойно, – мне слишком плохо, чтоб играть в такие игры. Пощади меня, пожалуйста. Не нужно, всё кончится очень скверно.
Он не видел, что она уже отдала жестом какой-то приказ в сторону тем, кто оставались здесь и, похоже, совсем не интересовались разговором. Боль нарастала, начиная слепить и растаскивать тело на кусочки. Голову уже невозможно было держать ровно, и она завалилась на грудь. Хоть бы отключиться
