самый центр города, здесь киевская интеллигенция проживает, на самом деле – чертятник, хуже задрипанного села.
После осенних каникул профгрупорг Эльвира Борсученко пересела от меня, комсорга курса, к парторгу Владлену Мирошниченко. Это дало богатую пищу местным острословам, которые сразу же констатировали: «Элька легла на повышение». А что? Некислая, скажу вам, шутка, заголовок в стиле продвинутых газет.
С тех пор их всюду видели только вместе – отличницу Борсученко, чьи курсовые работы печатались в научных вестниках и альманахах, и бывшего сержанта-пограничника, парторга и члена факультетского бюро Владлена Мирошниченко. Все тепло улыбались им вслед и завидовали белой завистью, – какая великолепная пара! С ними не разговаривал. С Элей это удавалось сравнительно легко, мы просто не замечали друг друга и проходили мимо, как будто нас разделяла стеклянная стена. С Мирошниченко сталкивала общественная работа, комсомол, как известно, первый помощник и надежный резерв партии. Но и из этого положения выход вскоре нашелся – партбюро решило закрепить одного из своих членов ответственным за работу с комсомолом. Им, на мое счастье, стал Миша Громов, который все прекрасно понимал, не лез в душу и добровольно взял на себя роль посредника.
Болтали, что им даже комнату в общаге выделили на двоих, не сразу, а на четвертом, по-моему, курсе. Впрочем, тогда это меня интересовало много меньше, поскольку своих забот полно, да и время лечит. Не думаю, что на такое нарушение пошли бы наши держиморды, в общежитии царили драконовские порядки. Тем более, что они не были официально зарегистрированными. А для шушеры, что держала общежитие, без бумажки – ты никто. Поэтому Эльвира с Владом могли спать в одной постели только до двадцати трех часов, после – расходиться по своим комнатам.
Пятый курс налетел ураганом – госэкзамены, диплом, выпускные… На носу – распределение. Все чаще слышался недоуменный шепот, сопровождавший их приближение: «Почему не женятся, тянут, им же вместе надо…». Я же в то время пил вино и вел богемную жизнь, до своих проблем дела не было, что о чужих говорить.
Пришло время решать. Оба не имели постоянной прописки в Киеве, порядки строгие, снисхождения никому не делалось. Кто без прописки – государство направляло как молодых специалистов на три года в те места, откуда их рекомендовали на учебу. То есть, Эльке предстояло вернуться в родную Молдавию, чего она очень не хотела. Чтобы зацепиться в столице, надо выходить замуж за киевлянина. Мирошниченко же прописки постоянной не имел, ему светила районная газета в одной из областей Украины – на выбор. Чтобы остаться в Киеве, надо опять таки, жениться на прописке, поступить в аспирантуру или попасть в редакцию солидной республиканской газеты, где в тебе очень бы нуждались.
Из всех вариантов Мирошниченко остановился на аспирантуре. Вакантных мест там не было, предстояло «выбить» единицу в ректорате за счет другого факультета. Дело почти гиблое: кто же свое отдаст, но для партбюро факультета, бессменным членом которого он являлся с самого
