дому, чтобы грабить, убивать и насильничать, вершить зло, а ты, когда не желаешь его впустить. И не улыбайся, Илья! Я много раз видел, как открывали и впускали. Страх за себя лишает разума. Но ещё опаснее, когда не за себя. Ты-то сам смерти не боишься. Ты воин. У тебя тридцать смертей в одном только туле лежат и ждут, когда ты их с тетивы спустишь. Но родня твоя, женщины, дети… Вдруг твой враг и впрямь их пощадит, если ты оружие сложишь…»
«А пусть поклянётся, что пощадит! – заявил тогда Илья. – Если поклянётся как положено, да при свидетелях!»
«Разумно, – признал батя. – Вот об этом я сейчас и говорю. О разуме. И о том, как страх лишает разума и побуждает идти против себя, против своих только потому, что враг сумел его напугать. Сумел убедить в своём всесилии. И наша задача, сын, всегда об этом помнить. И не поддаваться. А при необходимости – использовать. Потому что и нам с тобой врагов в плен брать придётся. И понуждать их делать, что требуется нам, а не им. И понуждать их надо с умом. Скажи человеку: «стань предателем» – и он тут же упрётся изо всех сил. А если предложить ему родичей спасти? Это, согласись, совсем по-другому звучит. А ещё лучше – ничего не предлагать. Только намекнуть, что он мог бы и себя, и родню спасти. Только намекнуть, а дальше уж пусть сам думает, что он тебе предложить может. За жизнь себя и своих».
«Ага, – согласился Илья. – Дедко Рёрех тоже примерно так говорил: мол, иной раз стоит пытуемого сначала железом хорошенько припечь, ни о чём не спрашивая. Когда дозреет, сам разговорится».
«Бывает и так, – согласился батя. – Но не всегда. С самим Рёрехом вот не получилось».
– Ничего мне от тебя не надо. Всех твоих я и так убью, – сказал Илья Жерке, применяя батину науку.
Пусть подумает, поразмыслит. А потом и намекнуть, что из расположения к ней, Жерке, Илья может кого-то и пощадить. Если Жерка очень постарается.
Вот только обещать ей Илья ничего не будет. Разве что самой ей жизнь сохранить. Но это Илья и сам хотел сделать. По нраву ему пришлась воинственная девка. Пожалуй, ни с одной ему не было так славно. Будто одним телом живёшь. Слаще, чем на Голубе по Дикому Полю на ворога лететь…
Во дворе уже толпилось всё семейство смерда, чьим гостеприимством воспользовался Илья: трое мужей, пять баб и целый выводок детишек. Все уставились на голого Илью, будто на лешего: с неверием и ужасом.
Илья вмиг сообразил: не ждали, что выйдет. Ну-ну…
Держа ладонь на оголовье меча, он не спеша подошёл вплотную к старшему, худому и широкому, хлопнул шуйцей по плечу так, что тот аж присел:
– Славный ты мне ночью подарок заслал, лесовик! Потешил! – Скинул подвесь, сунул старшему родовичу в руки: – Подержи-ка! А я умоюсь пока! – Шагнул к углу дома, взял за бока десятиведерную кадушку с дождевой водицей, поднял и опрокинул на себя, хрюкнул от удовольствия, пихнул кадушку ближайшему парню, велел: – Наполни-ка из колодца. Холодненькой хочу!
– Дядька,
