перевел его на себя: – Это я тебе отвечаю.
Такая его доверительность и прямолинейность, как я сразу же уяснил, предусматривала ответ, исключавший всякую обтекаемость формы и лукавства в содержании. И даже неверный тон ответа означал начальственное разочарование в моей персоне и дальнейший карьерный провал.
Я спокойно отхлебнул чай. Поставил чашку на место. Произнес сухо и веско:
– Сделаю, что смогу.
– Когда? – он смотрел на меня в упор, не отводя взгляда многоопытного, неотступного, как росомаха, хищника. Такие и выбиваются в милицейские генералы из самых жестких и сообразительных оперов, неутомимых и властных стратегов, без оглядки шагающих по трупам.
– Сегодня.
– Хм-м… – он озадаченно дернул бровью. – Ну что же… Дерзай. Если какие вопросы, вот карточка, тут мой мобильный. И не стесняйся называть меня Владимиром Иосифовичем, имя у меня такое…
Это была уже высшая степень доверия. Номер мобильного телефона шефа знали единицы из непосредственно и близко к нему приближенных.
Я вышел из кабинета со звоном в ушах. И, видимо, с таким мрачным выражением физиономии, что мыслишки шестерок мгновенно сбились с ориентации, растеклись в стороны слепым разбродом, как ручей, перегороженный брякнувшейся на него бетонной плитой. Но конечно же ни вопроса, ни намека. Маскообразные физиономии прожженных аппаратчиков. Должностные лики. Шкатулки с дутыми секретами. Говорящие статуи, часть декора приемной.
Из служебного сортира я незамедлительно позвонил Юре в Америку. Сортир, как мне говорили, прослушивался службой собственной безопасности, поскольку совмещал в себе курилку и, соответственно, место праздных бесед. Однако говорил я иносказательно, не обозначая ни имен, ни должностей фигурировавших в моей грядущей катастрофе лиц. Разве, на минуту отлучившись в коридор, назвал полушепотом фамилию соискателя Федяевского.
Юра отмежевываться от моих проблем не стал, хотя и всерьез озаботился весомостью поставленной передо мной задачи. А потом сказал:
– Хрен с ним, поговорю с дядей. Скажу, коли меня сюда благодаря ему занесло, пусть поможет, чтобы не вынесло. Край, скажу, выручи.
Я выслушивал его, тупо изучая висевший над писсуаром листок с отпечатанным текстом, озаглавленным как «Рекомендация по использованию писсуаров».
«Для тех… которые вышли из леса или спустились с гор» – так начинался текст, а дальше следовала приписка местных остряков:
«Или для тех, кто написал эту рекомендацию».
«Не рекомендуется бросать в писсуары окурки от сигарет и папирос».
Приписка:
«Косяков. Их потом чертовски трудно раскуривать».
«Обертки от конфет и жевательной резинки».
Рукописные добавления:
«Использованные кондомы и упаковки от них.
Агентурные сообщения и записки».
«Настоятельно рекомендуется
