например, Фарида Хамиди и Седдика Атеш-пандже, очень серьезно относились к этим занятиям и не допускали никаких шуток во время них. Мы же с Захрой Алмасиан, чтобы преодолеть страх внутри себя и не чувствовать жуткое одиночество, начинали громко смеяться и переговариваться. Мы брали с собой фрукты и, шутя, говорили, что вкушаем райские плоды. Время от времени девочки призывали нас к порядку и напоминали слова преподавателя, который говорил: «Громкий смех сродни наущениям шайтана. Даже если вы чему-то очень обрадовались, вы должны только улыбнуться». Все уроки и задания нашего преподавателя были выполнимы и терпимы: лазить по горам Хоррамабада голодными и жаждущими в стужу и зной с рюкзаком на спине, быть одетым в легкую одежду в холод и в шерстяное пальто в жару, воздерживаться от приема пищи на протяжении длинных летних дней, совершать полночные намазы и долгие молитвы, сдерживать свой гнев, совершать обязательные и желательные богоугодные дела, искренне служить отцу, матери и близким, отказаться от лжи, смирять свои желания и привязанности, а также принять мысль о смерти. Однако находиться часами в могилах умерших и вести круглосуточный диалог с их душами было для меня настоящим испытанием и сложнейшей задачей.
Салман и Сейед, которым было известно, что я посещаю занятия господина Мотахара, будучи свидетелями моральных и поведенческих изменений во мне, зная мою склонность к уединению и затворничеству, во время некоторых практик открыто сопровождали меня, а иногда тайно и незаметно следили за нами.
Во время последнего нашего визита на кладбище мы все четверо легли в могилы на определенном расстоянии друг от друга. Действия эти происходили после захода солнца. Темнело. Мы пролежали в могилах около часа, особенно усердно предаваясь молитвам, как вдруг услышали лай обитавших на кладбище бродячих собак, приближающихся к могилам, в которых мы лежали. Не испугаться этих звуков было невозможно. Даже Фарида и Седдика, куда более серьезно, чем я, воспринимавшие эти практики, не колеблясь ни секунды, выскочили из могил и бросились бежать с кладбища. Мы бежали изо всех сил и кричали от страха, а лай собак с каждым мгновением становился все более громким и зловещим. Когда мы удалились на достаточное расстояние от кладбища, мы остановились и посмотрели друг на друга. Мы были мертвенно-бледные и не в состоянии вымолвить ни слова; страх будто бы сковал даже наше сознание, и мы не узнавали друг друга. Когда мы рассказали о происшествии учителю, нам стало стыдно за себя, и мы пожалели, что так повели себя в той ситуации. Учитель спросил нас: «Чего вы испугались? Умершие умерли, они заняты тем, что отвечают за свои деяния при земной жизни, – у них нет намерения причинить вам вред. Собаки возились с телами мертвецов, – им тоже было не до вас. Если бы вы не испугались и не побежали, собаки не стали бы вас преследовать. Если человек не боится собаки и не бежит от нее, она не причинит ему вреда. Однако ваше искреннее признание в том, что вы всё еще находитесь во власти страха, достойно похвалы».
