По нашим наблюдениям, значительная часть этой фразы (за исключением прилагательного рязанский) была приведена уже в упомянутой выше жалованной грамоте Александро-Куштскому монастырю 1508 г. Вероятно, полномочия рязанского дворецкого к 1548 г. распространялись уже и на некоторые другие волости Вологодского Заозерья (Бохтюжскую прежде всего, где располагался данный монастырь и его владения).
Вопрос о времени упразднения Рязанского областного дворца остаётся в научной литературе открытым. Обычно указываются 1547–1548 гг., и связывается это со смертью В. М. Тучкова-Морозова. На самом же деле данное учреждение существовало по крайней мере до 1557 г., поскольку в апреле 1557 г. с суда рязанского дворецкого кн. Василия Андреевича Сицкого была выдана правая грамота по спорному делу Корнильево-Комельского монастыря с князьями Ухтомскими в Пошехонском уезде. Значит, не только Вологодский, но и соседний с ним По шехонский уезд управлялись из областного Рязанского дворца.
Отдалённые от уездного центра северные волости, расположенные на стыке Вологодского, Важского и Каргопольского уездов, контролировались дворцовыми учреждениями сравнительно короткое время – в конце 1530-х гг., а в дальнейшем – великокняжеской казной (Приказом Большой казны) – высшим финансовым учреждением тогдашней России. В грамоте 1538 г. Спасо-Режской пустыни на «Важской верхотине» (стыке Верховажских и Тотемских земель) отмечен суд дворецкого над крестьянами. В 1540-х же гг. грамоты на монастырские владения в этих местах выдавались по распоряжению казначеев, что свидетельствует о совмещении ими своих основных – контрольно-финансовых – функций с административно-судебными. 6 июля 1546 г. по приказу казначея И. И. Третьякова была выдана жалованная грамота Спасо-Преображенской пустыни на Глубоком озере (вскоре будет приписана к Спасо-Прилуцкому монастырю, поскольку в мае 1551 г. подтверждена на имя его игумена). В этом документе был отмечен суд дворецкого в случае предъявления иска настоятелю. 14 марта 1546 г. по распоряжению казначея И. И. Третьякова дьяк Ив. Курицын (тоже, несомненно, казённый, как считает Д. Е. Гневашев) оформил грамоту о неприписке к вологодскому посаду архиерейской слободки в подтверждение более ранней (и несохранившейся) грамоты, Василия III (которая тогда же, в 1546 г., возможно, была заново подписана). Финансовые прерогативы казначея в 1546 г., таким образом, распространялись не только на северную оконечность Вологодского уезда, но и на саму Вологду, тогда как административно-судебные были сосредоточены у вологодского наместника кн. В. И. Воротынского. В отношении ближайшей к Вологде и довольно крупной, плотно населённой Кубенской волости в то время правом «боярского суда» обладал кормленщик Р. Б. Голохвастов: он мог не предоставлять свои судные списки к докладу кн. В. И. Воротынскому, а посылать их прямо в Москву к боярскому докладу.
Новыми должностными лицами, формируемыми из состава средних и мелких служилых людей, стали на Вологде с 1521 г. городовые приказчики. Первый из
