слоев на вкусной стройности в тугую накидку, сквозь которую местами проступала нежная белизна кожи. От высокого колена вниз к стопам Алисы бежала серебристая ткань, накрест перехватываемая жесткой проволокой, также наложенной на худые икры в несколько слоев.
Это наша последняя одежда, и не лишним будет заметить, что некоторое количество ее составляющих тканей было промышленного назначения.
– Как высоко… – восхитилась Алиса, когда мы забрались наверх и даже будто оформилось подобие ветра.
Сложнее всего оказалось затащить наверх детскую прогулочную коляску на четырех больших колесах в тонкую частую спицу, очень древнюю версию которой мы обнаружили в одном разрушенном, но еще не проутюженном городе. В ней мы хранили большую часть предметов старого мира, от которых не могли отказаться, несмотря на бесполезность отдельных экземпляров. Ее серые от времени бока топорщились, удерживая в себе разнообразное неодушевленное множество.
– Мы сможем поспать… – Мои восхищения проявлялись попроще, когда я наконец заволок коляску наверх. – Много и долго поспать, потому что сюда не заберется никто, кроме человека.
– Можем остаться тут, – воскликнула моя женщина, распахнув глаза на большую часть овального лица. – Я давно не вижу смысла в этих странствиях… и эти собаки…
– Мы устанем, – добродушно возразил я, поглаживая ее пальцы в своей ладони, – просто сидеть на месте…
– Мне хочется какой-нибудь дом, – печально поведала Алиса с легким упрямством в глазах. – Любой дом.
Мы попытались уснуть, расстелив матрас шахматной расцветки, извлеченный из сетки коляски, укрепленной между колесами, там же имелись старые как мир клетчатые пледы и куски материй для столь драгоценных заплаток. Несмотря на долгое отсутствие сна внутри наших голов и кажущееся утомление, морок пришел к нам не сразу. Прежде мы долго и шумно моргали в далекие звезды, иногда прослеживая их острое отражение в дружелюбных стеклах ионизаторов и любопытных очах друг друга.
Когда меняешь место жительства, перемещаешь вместе с собой целую реальность, планету собственных вещей, атмосферу, которую создавал и которой жил. Свой фон, свои краски, галактику мелочей и нюансов, которыми страшным образом пронизано нервное облако любого существования. Прошлый мир всегда оставался динамичен недолго, он быстро привыкал к новым точкам на оси координат и опять костенел, а наше нынешнее мироздание мы были вынуждены тянуть во вместительной коляске из-под уже большого малыша. А в двух тощих рюкзаках были уложены кое-какие подробности наших предметных вселенных. Общий мир и мир каждого в отдельности.
Перемещая вселенную-себя, мы растворялись в ее бесконечной громаде и всей этой исключительной массивностью двигались из ниоткуда в никуда. Собранные предметы, казалось, давали ощущение жизни, присутствия на положенном им месте, одновременно служа и развлечением, и удобством, и чем угодно.
Грустно
