имелись колода карт и большая бутылка виски выдержкой примерно лет триста.
Жуткий ор нарастал. Казалось, холодные руки забрались на мои раскаленные плечи и маниакально массировали их, убеждая отдаться неминуемому. Ноги то наливались адреналиновой силой, то, напротив, отчаянно слабели, словно готовясь подкоситься. Проклятая коляска двигалась быстрее меня, она предательски уменьшалась в размерах, взращивая за своей скрипучей сущностью протяжную пылевую стену, непривычную ласку которой я принимал на грудь и в мелодичное стекло ионизатора.
«Алиса… Где же ты?..» – мелькнула в голове пронзительная мысль под хруст песка на стекле.
Ионизатор запотел толстым слоем, жирные капли деловито стекали снаружи и внутри. Вместе с пылью они принялись лишать меня столь необходимого мне сейчас зрения.
Имя моей женщины зажгло изнутри энергию, посредством которой я смог бежать адским темпом еще некоторое время, финалом чего стало липкое пришествие темноты, когда солнце равнодушно утекло за фантомный горизонт. Коляска тоже пропала из виду. Казалось, я остался один на один с приближающейся к моим пяткам собачьей сворой, и лишь едкое пылевое тело, штопором вьющееся по земле, так или иначе определяло направление моего бега. Силы почти оставили меня, в злобном автоматизме я продолжал уносить ноги, в голове уже проиграв поединок. Словно мантры, нашептывал я имя ее внутри себя, дабы не упасть или не споткнуться.
Тьма густела, будто насмехаясь надо мной.
Вскоре предметы вокруг перестали быть явными. Пыль я уже больше чувствовал стеклом, нежели видел. Неожиданно и доверительно задрожал вдали оранжевый огонек, мистический на фоне всеядной смолы. Как к последней надежде, я припустил к нему, собирая в ладони и ловя между пальцев ошметки собственных сил, толкая себя в спину отрывистыми ругательствами, начав тонко и глубоко завывать от возведенной в степень усталости.
Огонь приближался, из всего, что окружало меня в изнурительной мизансцене, он оказался самым честным, маня и даваясь, будто отвечая на приложенные мною усилия к его достижению. В предельной близости от его языческого танца, подрагивая на собственной сволочной сути множеством крупных теней, рожденных от голодной и пространной ярости, к моему несметному удивлению и восторгу, обнаружилась совершенно неживая коляска. Она печально бросилась мне под ноги, и в тот же миг была сметена измученным телом, что, покатившись по земле, героически сумело выдернуть из тканых узостей беглянки холодный для горячих рук пистолет. Мгновение – и я стоял уже лицом к псам. Пистолет нервно раскачивался по заданной амплитуде, поздновато проявившись, как бесполезный икс в многочленном уравнении, а ноги самовольно пятились. Псы тоже сбавили темп и, смазывая друг друга рядами, волной окатили дрожащий полукруг, отбрасываемый высоким в стройности огнем. Количество их было так велико, что собачья волна почти в минуту омыла окружность
