наполнится мерцающими экранами осцилоскопов, панелями перемигивающихся неонок, реостатами, рубильниками, магнитофонами, стульями, чайниками и людьми, но сейчас…
– Шамшурина вам не обогнать, – жестко бросил бригадир, поворачиваясь к Александру Ивановичу.
– Почему это?
Куприянцеву была неприятна уверенность в голосе Морока.
– Да потому что старик отдает ему свою тему!
Александра Ивановича прошибло морозом.
– Этого не может быть… – пролепетал он, – Паркан – Шамшурину?! Чего ради?!… Позвольте! – встрепенулся он вдруг, – а вам-то откуда это известно?! Тема академика Паркана – закрытая!
– Для кого закрытая, – тихо сказал бригадир, глядя прямо в глаза Куприянцеву, – а для вас, Александр Иванович, далеко еще не закрытая! Пока вы тут морочите мне голову своими сварщиками, Шамшурин там… женится на Лидочке!
– На чем… – Куприянцев поперхнулся. – На Лидочке Паркан?!
– Змей какой, правда? – Морок ухмыльнулся. – А ведь у него дети в Тамбове брошены вместе с женой на какого-то генерал-майора…
– И все-таки, – слабо упирался растоптанный кандидат наук, – откуда вы все это знаете?!
– Смешной вопрос! – Морок деловито хохотнул. – От Лидочки и знаю, от кого же еще? Мы ведь с ней когда-то в один детский сад ходили, а такие вещи не забываются! – Морок с размаху чиркнул спичкой о стену и запалил невесть откуда взявшуюся во рту беломорину. – Я был влюблен в нее, но отвергнут. Подозреваю, тут не обошлось без Шамшурина. Если бы не этот интриган, наши сердца давно бы… того… – Станислав выпустил клуб дыма, похожий на большое сердце, и сплюнул, – соединились бы, короче! Но этот гад нашептал академику какую-то мерзость, и старик указал мне на дверь ореховой палкой. Знаете, у него есть, тяжелая такая… Ну и вот. На чем мы остановились? А, ну да! Я в отчаянии бросился, куда глаза глядят, то есть на стройки пятилетки, а она… Она даже не пришла меня проводить на вокзал! Я писал ей письма, от которых рыдала вся бригада, включая Коромыслыча, а в ответ получил вот это…
Морок выхватил из нагрудного кармашка засаленный листок и, не дав его Куприянцеву, сунул обратно.
– Пишет, что подали заявления! Через месяц – свадьба. Все. Прощай, друг детства Слава Морок!… – голос бригадира влажно дрогнул. – А я ее в средней группе от мохнатой гусеницы спас… Да и она меня, где-то в душе, глубоко-глубоко, но все ж таки любила…
– П-правда? – только и смог выдавить Куприянцев в ответ на этот страстный, но несколько театральный монолог.
– А то! Не любила бы, так закрытых бы тем не рассказывала! А вы, поди, решили, что я агент Центрального Разведывательного Управления США?
– Что вы! – Куприянцев залился краской, отчего лицо его в полумраке потемнело. – Совсем наоборот!
– Чего – наоборот?!
Станислав
