Тоня, принимая щеночка. – Ты лохматый! Зарос, как…
Она не нашла с чем сравнить его соломенную скирду на голове.
– Так некому стричь было.
– Так уж и некому, – поддразнила она. – В райцентре был? Был. Надо было в парикмахерскую сходить.
– Я голову свою, кому попало не доверю, – пробухтел Колька.
– А если б я не вернулась? – спросила она, поглаживая бархатную спинку. – Косу бы отращивал?
– Да знал я, что вернёшься.
А если знал, чего не остановил-то, когда уезжала? – хотела она спросить. Но не спросила. Поднесла к лицу тёплый комочек и прижалась к нему щекой.
Через полчаса закутанный в старую простыню Колька сидел на табурете посреди заросшего ярко-зеленой травой двора. Над его головой щелкала ножницами Тоня, а вокруг бегал маленький чёрный щенок и время от времени громко и радостно лаял.
ДОРОГА НА АЙ-ПЕТРИ
Самолет приземлился около двух ночи. Борясь с поташниванием, которое было обычным для нее при долгих перелетах, Вера ступила на трап и, после духоты салона, с облегчением вдохнула влажный холодный воздух. И почти сразу замерзла – север есть север даже летом, всего плюс восемь, как сообщили в самолете перед посадкой.
Бледная лимонная полоса высвечивала зябкое мелколесье над низкими сопками. Летное поле, здание аэропорта и несколько щитосборных домиков поодаль – все окутывал прозрачный сумрак, в котором желто и ненужно тлели фонари и окна. Уже не верилось, что из Симферополя вылетали в тридцатиградусную жару, как не верилось в то, что бывают другие ночи, с чернильно-глубоким небом, усеянным крупными звездами, со звоном цикад и густым сладковатым запахом степного чабреца.
Через душный зал ожидания, заполненный истомленными бессонницей пассажирами, она вышла к стоянке такси. В тепле машины ее окончательно разморило. Сквозь мутный полусон пробивался к сознанию знакомый ландшафт – склоны, поросшие мелким березняком и кустарником, черепичные и шиферные крыши домов пригородного совхоза, трубы ТЭЦ. Среди причудливо искривленных деревьев мелькнула лунная ладонь залива, поворот, и он открылся весь – огромным мерцающим зеркалом. Начался город – тихий, незнакомо безлюдный. Вера закрыла глаза. Серебристая рябь залива сменилась видением бесконечного, дышащего солнцем, пространства… «Брызги света отражаются в глазах. Пляжи – утренних часов молитва… Евпатория. Песок и солнце в волосах. Бьются волны учащенным ритмом».
Вчерашний день – уже вчерашний, хотя сегодняшний еще не наступил, – наплывал то видением пестрого и шумного утреннего базара, то пляжа, переполненного шоколадными телами, то накатывал тяжелой зеленоватой волной… После жаркого песка вода в первый момент казалась холодной, но через минуту тело блаженствовало, взгляд выхватывал стайку мальков, разлетающихся из-под ног на мелководье, взвихрения солнечных бликов на песчаном дне, россыпь ракушек и камешков, далекую округлую линию горизонта… Возвращение к обеду – последний раз по узким улочкам старого города в зыбкой полуденной тени акаций.
Обедали
