припухшим, с толстыми усами, которые, как у гайдука, спускались ниже подбородка. В руках он с усилием держал «РПК»[11]. Рядом, в засмальцованной «пакистанке», встал Шавкат, нескладный, прыщавый парень с фантастическим носом, со слезящимися глазками под белесыми бровками. Он постоянно фыркал, продувая ноздри, а пальцы его ласково поглаживали курки двух автоматиков «узи».
– Будем лечить головную боль! – глумливо усмехнулся Мир-Арзал. – У Даврона ха-арошие таблетки есть, калибром семь шестьдесят два!
Бандиты хором загоготали.
– Не вибрируй, Серый, – тихо проговорил отец. – Щас наши прилетят…
– Я не… – пискнул Сергей. Вознегодовав на себя, прокашлялся.
Полковник переступил с ноги на ногу, и, когда покачнулся, боком скрываясь за Сергеевой спиной, его рука скользнула под клапан комбеза. Тихонько щелкнул предохранитель табельного «макарова».
– Отставить! – крикнул Мир-Арзал, и Даврон разочарованно опустил ствол. – Что прижухли? – Мир-Арзал решил продлить удовольствие и выпендривался: – Ну-ка, спойте чего-нибудь, а то так неинтересно. Гряньте «Интернационал»! Просим, просим!
Бандюганы обрадовались нежданному развлечению, оживились, стали рассаживаться на валунах, на оторванной лопасти, легшей этакой скамейкой между скальных обломков. Тут сзади, от горящего вертолета, донесся стук и скрежет. Сергей дернулся в обороте и увидел Воронова – живого, только без куртки, со слипшимися от крови волосами.
– Я буду запевалой! – сказал борттехник, растягивая губы в кривой ухмылке. Нижняя губа лопнула и набухла красной каплей.
– Дядька! – завизжал Искандер.
Гефестай только лыбился счастливо, шмыгал и подтирал пятерней припухший нос, размазывая копоть по щеке.
– Дядя Терентий! – радостно прошептал Сергей, и тут же его продрало испугом.
Воронов пригнулся, расставив ноги пошире и разведя руки в стороны. И он превращался в кого-то иного, чужого и страшного, будто вурдалак в полнолуние. Все суставы бортача[12] дрожали, ступни и колени выкручивались. Кости смещались, а мускулы вздувались, становясь величиной с голову младенца. А потом дядя Терентий исчез. Вот только что тут был, и нету его! Пропал!
Сережа растерянно повернул голову и уловил размытую тень, как порывом ветра сдувшую пару нарушителей с обрыва. Он с большим трудом удерживал Воронова в поле зрения и толком понять не мог, что тот делал такое руками и ногами, – слитное, отточенное движение длилось не дольше, чем вспархивание птицы.
Терентий проявился, замерев на долю секунды, и просто взорвался движениями! Левая рука его работала как щит, то ребром ладони, то всею пятерней отбивая ножи-печаки или приклады автоматов. Гибкая рука так и мелькала, звонко ударяя влево-вправо, вверх-вниз. Контрабандисты толклись, как бараны в отаре, кричали, щерились, утробно хэкали, полосовали лезвиями вокруг себя, тыкали дулами автоматов, но все в воздух, все попусту!
А
Ручной пулемет Калашникова.
Бортач – борттехник.
