завоевал любовь всех прибрежных племен.
– Я сделаю его своим зятем, – несколько позже доверительно сообщил Матеконандо Пейраку, – и позже он займет мое место во главе эчеминов и микмаков.
Глава X
«Анжелика!.. Только бы с ней ничего не произошло! Мне следовало взять ее с собой… Сен-Кастин застал меня врасплох. Мне вообще не следовало с нею расставаться – ни на один день, ни на одну ночь, ни на одну секунду… Моя драгоценная, моя дорогая… Она слишком долго вела свободную жизнь. И теперь, если остается одна, снова чувствует себя независимой… Я должен заставить ее понять, какие опасности нас окружают. На этот раз я буду строг… А сейчас надо выбросить из головы это беспокойство. Надо собраться с мыслями… Нельзя разочаровывать этих людей, которые пришли, чтобы встретиться со мной. Я понимаю, чего от их имени у меня хочет попросить Сен-Кастин… Какой замечательный молодой человек!.. Он видит вещи такими, какие они есть… Но он понимает, что его собственные силы ограниченны… Чего он у меня просит?.. Осуществить неосуществимое… ступить на путь, на котором меня ждет множество западней…»
Граф де Пейрак размышлял, сидя на густой траве перед сооруженным для него шалашом из бересты.
После торжественной церемонии, пиршества и курения трубки мира он удалился к себе, сказав, что хочет побыть один. Он курил, глядя на оконечность высокого мыса, где время от времени неистовые удары волн о скалы вздымали белые султаны пены.
Океанский прибой с силой ударял о берег, окатывая пеной сосны, кедры, дубы и гигантские медные буки, и иногда, когда ветер менял направление, из подлеска доносилось благоухание гиацинтов и земляники.
Жоффрей де Пейрак знаком подозвал дона Хуана Альвареса, высокого идальго, возглавляющего его охрану, и попросил его найти барона де Сен-Кастина. Лучше побеседовать с восторженным гасконцем на интересующую его тему, чем оставаться одному, потому что мысль об Анжелике не дает ему покоя, и это не может кончиться ничем хорошим.
Барон де Сен-Кастин с готовностью присоединился к Пейраку, уселся рядом и, в соответствии с американским обычаем достав свою трубку, тоже закурил. Затем барон заговорил. Это был монолог, барон делился своими мечтами и планами и рассказывал о грозящих ему опасностях.
Дождь перестал, но в воздухе продолжал висеть туман, и светящие сквозь него огни лагерных костров походили на огромные распустившиеся красные орхидеи, тянущиеся по берегу вдаль. Их пламя казалось еще больше из-за окружавшего их ореола.
С наступлением сумерек рев моря сделался более тихим, смешиваясь с криками птиц, стаями вившихся над дельтой.
То были поморники с длинными коричневыми крыльями, похожими на крылья ласточек, и хищными клювами.
– В море сейчас буря, – сказал барон, следя за полетом птиц. – Эти маленькие разбойники ищут приюта на земле, только когда слишком большое волнение не позволяет им садиться на воду.
Почувствовав благоухание, идущее из леса, он глубоко
