и магазинов, и куда Мика обычно возвращалась с поздней работы на такси, было чем-то из области фантастики. Сегодня же она не устала; большую часть вечера просто музицировала, создавая настроение для других, занятых коллег, в окия – доме, куда избранные мужчины приходили приобщиться к колдовской атмосфере древних традиций. Подруг у нее в окия не было; не принято было у них, гейш, раскрывать душу кому-то ни было. А Мико еще и свято следовала традициям, прописанным в древних трактатах. У нее и за пределами дома, где все было пропитано возможностью прикоснуться к славной древности, не было близких подруг. И друга тоже – в отличие от других, молодых гейш.
– Гейш?! – успела еще хмыкнуть с легким презрением японка, – да их даже майко – ученицами – назвать нельзя.
В следующий момент она громко вскрикнула, а потом замычала, потому что рот накрыла огромная черная ладонь, пахнувшая потом, спиртным и еще чем-то кислым. Мика хорошо знала английский язык. Она даже сейчас, замерев в ужасе, разобрала пьяное бормотание негра в форме армии США, которое он обратил не к ней, жертве насилия, а к собственному дружку:
– Какая нам разница? Эта прости… ничуть не хуже.
Рука Мики невольно дернулась назад, к узлу пояса, что подчеркивал ее фигуру, скрытую шелковым кимоно. Она могла бы рассказать этому негодяю о том, о чем знал каждый японец. Об узле сзади, пониже спины, который означает, что женщина носит его с гордостью, и совсем не собирается развязывать его перед первым встречным; и вообще ни перед кем. Что у тех, за кого ее приняли пьяные вояки, узел всегда впереди – чтобы легче было развязывать. Однако американцам такие подробности были ни к чему. Но судорожное движение руки они заметили. По крайней мере, тот, что стоял уже позади. Его речь была более внятной; в другой, не такой отчаянной ситуации гейша назвала бы этот голос добродушным.
– Ладно, – прогудел второй афроамериканец, возвращая ее руку напарнику, который стиснул ладонь с силой, вызвавшей приглушенный крик женщины, – я сам.
Его ладони на удивление ловко и быстро справились с узлом, который сама Мика сооружала не меньше десяти минут. Это вообще было очень сложным делом – нарядить себя так, чтобы ни на гран не отступить от канонов, прописанных веками. А вот негр разобрался с этой сложным одеянием за пару десятков секунд. Мика даже не успела заполниться ужасом, как оказалась в плотном мешке из собственного кимоно. Толстый шелк закрыл от нее лунный свет и далекие огни фонарей, а заодно приглушил громкий смех американцев. Но не смог заставить женщину отрешиться от мира. Она сейчас словно видела себя, свою униженную позу со стороны. И понимала, что пьяный смех вызвало прежде всего то, что скрывалось под строгими формами кимоно. Нижнее белье гейши тоже было традиционным, а значит далеким от легковесных и легкомысленных тряпочек, какими пользовалось теперь большинство японок. Но традиционное белье тоже не стало неприступным бастионом. В сильной руке (Мика отчетливо представила себе,
