да я за свою жизнь мухи не обидел.
Он тут же сник, вспомнив опять про пятое августа, про тот злосчастный остров. Его заверили, что всех жителей оттуда эвакуировали. Но ведь были еще и дикие звери, были птицы, которые, конечно же, взлетели с погибающей тверди, но вернуться на нее, к своим гнездам, уже не смогли. Действительность оказалось еще ужасней. Медленно и весомо, словно забивая гвоздь за гвоздем в крышку гроба, Асука рассказывала, что именно этот катаклизм, спровоцированный талантом русского мастера и стал причиной землетрясения, проснувшегося в тысячах миль от острова. И что такой эффект был не единичным. Японка перечисляла другие острова – такие мелкие по сравнению с теми трагедиями, что разыгрывались вдали от радующегося очередной удаче Николаича. Словно сама земля мстила людям, посмевшим посягнуть на ее целостность.
Русский понял, что эксперименты – теперь их назовут как-то иначе – продолжатся. И что они вполне могут затронуть и родную землю.
– Уже затронули, – вспомнил он только что просмотренный ролик.
Перед глазами почему-то возникли проходные родного завода, закружившие вдруг вместе с цехами и людьми в них – точно так же, как безымянные острова. Но заполниться ужасом и решимостью встать сейчас в позу и сказать гордое и непреклонное: «Нет!», – он не успел. После очередного кивка безмолвного японца Асука продолжила; она словно прочла сейчас метущиеся мысли Николаича.
– Господин…, – женщина бросила быстрый взгляд на японца; поймала чуть заметный отрицающий жест и продолжила, так и не назвав имени своего начальника, или хозяина, – обещает, что ваши действия, Николаич-сан, никоим образом не коснутся России. Вопрос Северных территорий для организации, в которой… работает господин… не стоит.
– А какой тогда вопрос стоит перед господином?
Этот вопрос тоже не прозвучал. Потому что японец – в первый раз – вытолкнул из себя слово, показав, что у него есть язык. Будылин как раз до этого – услышав от Асуки «Николаич-сан», вспомнил про Райдона, называвшего его только этим именем; и про того беспалого, что нанес охраннику последний, фатальный удар. С языком у «господина» было все в порядке. Очевидно, он совсем не желал снисходить до беседы с русским мастером. А тут снизошел – единственным словом:
– Сокайя!
– Сокайя, – эхом откликнулась Асука.
Она дождалась совсем уже глубокого разрешающего кивка и принялась монотонно объяснять, куда это попал Николаич-сан, что ему предстоит теперь делать, и с чем едят таинственную (или таинственное) «сокайя».
– Шантаж. Шантаж на всех уровнях, даже государственном. И занимается им якудза.
– Якудза, – невольно прошептал Будылин, – бандиты и убийцы…
– Да, – не стала отрицать японка, – есть и такие. Но сравнивать с той же итальянской мафией или вашими рэкетирами не стоит. Якудза – вполне уважаемая и легальная организация. А Тамагути-гуми –
