и благополучно вернуться на Ламму. Там его дом, его растения, там стоят резиновые сапоги Джастина. Самое разумное сейчас навсегда забыть Майкла Оуэна и его несчастных родителей.
От рассвета до заката и снова до рассвета…
Пол пригубил чай, вытащил из бумажного конверта палочки для еды и подцепил ими пельмень с овощами. Вкусно! В конце концов, что ему до этих Оуэнов? Он обмакнул пропаренную креветку в красный соус чили. Восхитительно! Какое ему дело до убитого в Шэньчжэне? Роллы из рисовой муки оказались несколько переварены, да и теста многовато. Жаль. Зато жасминовый чай в самый раз – крепкий и не горький. Кристина права: от всего этого лучше держаться подальше. Пусть разбираются сами. Только один звонок…
Кристина молча смотрела на него. Она сидела прямо, как свеча, и почти не прикасалась к пище.
– Ты не голодна?
Это прозвучало до смешного глупо. Ведь она слышала, что он говорил Дэвиду.
– Нет, – чуть слышно ответила Кристина.
– Ты, конечно, поняла, чего от меня хочет этот человек. Но это дело полиции.
– Ты действительно так считаешь? – (Пол кивнул.) – Ты обещаешь мне?
– Обещаю.
Кристина взяла жареный китайский пирожок со свининой. Нигде их не готовят лучше, чем в этом ресторане.
Пол долго бродил по переулкам Ваньчая в поисках места, где мог бы без помех переговорить с Оуэнами. Напрасно. Уличный шум – эта сплошная мешанина из грохота пневматических молотов и строительных машин, воя автобусов и автомобилей, людских голосов – настигал его в любом укромном уголке, в самых глубоких подвалах и за самыми крепкими дверями. Он вспомнил об отеле «Гранд-Хаятт», с его огромным холлом, в дальнем уголке которого он, пожалуй, нашел бы то, что искал.
Пол пересек Локхарт-роуд и Глостер-роуд. Мимо гостиницы для иммигрантов и Ваньчай-Тауэр дорога вывела его прямиком к отелю.
– Мистер Лейбовиц? – торопливо переспросила Элизабет Оуэн. – Я несколько раз пыталась вам дозвониться. Где вы?
– Простите… мой телефон…
Но Элизабет не ждала от него никаких объяснений.
– Вы уже говорили со своим знакомым из Шэньчжэня?
– Нет. – Пол не думал, что эта ложь дастся ему так тяжело.
Он хотел завершить разговор сразу после того, как произнесет это слово, но почему-то продолжал держать трубку у уха. «Нет, нет…» – в голове словно били барабаны. Все громче и громче. «Нет… Ты – трус…»
– То есть… Разумеется, я говорил с ним, даже несколько раз… А он расспрашивал своих коллег… но о Майкле Оуэне никто из них ничего не слышал…
Не обманывай меня, папа, скажи мне правду…
– Это хорошая новость, не так ли?
Элизабет Оуэн молчала. Пол не слышал ничего, кроме приглушенного шума в трубке, и, не в силах вынести ее молчания, продолжил:
– Уверен, что все прояснится. Ваш сын объявится, не сегодня так завтра. И мой друг из Шэньчжэня обещал перезвонить, как только что-нибудь узнает. Собственно, как он
