хоть в малейшей степени, я сам вышел бы к вам[315].
Некоторая неясность роли «заложника демократии» не мешала распространению запомнившегося наименования политика. Когда Керенский посетил в мае Гельсингфорс, руководитель местного Совета приветствовал его следующим образом: «…министр, товарищ гражданин, просто наш товарищ и друг нашего народа Керенский. <…> Мы все были уверены и знали, что вы наш заложник, заложник социалистов…»[316] Министр определял себя как «заложника» для обеспечения единства «народа» и правительства. Такое определение указывало на уникальный, по сути привилегированный статус во власти, в мире российской политики, оно подчеркивало особую роль Керенского по сравнению с другими министрами.
В своем кругу Александр Федорович довольно резко критиковал лидеров Совета, считая Приказ № 1, манифест 14 марта, другие их решения чрезмерно радикальными; критически он отзывался и о стремлении умеренных социалистов постоянно контролировать Временное правительство[317]. Однако замечания такого рода оставались уделом его конфиденциальных бесед с политическими друзьями, хотя порой и становились известны другим участникам политического процесса. Во всяком случае, его отношения с некоторыми лидерами Исполкома Совета были подпорчены после того, как он вошел в правительство, игнорируя их мнение, а также из-за того, что министр не считал нужным регулярно показываться на заседаниях Совета. Сам Керенский даже вспоминал о том, как пытался, хотя и тщетно, создать искусственно некий противовес Совету, сознательно провоцируя усиление правого политического вектора. Он якобы призывал Родзянко оказывать на Временное правительство постоянное давление от имени Временного комитета Государственной думы, дабы кабинет мог сохранять равновесие[318]. Этому мемуарному свидетельству, пожалуй, можно доверять: для «балансирующего» политика такая комбинация была бы еще более выигрышна.
Однако от публичной критики Совета Керенский благоразумно воздерживался, меньшевики и эсеры также не атаковали авторитетного политика, который считался товарищем председателя Исполкома Совета. Умеренные социалисты стремились использовать Керенского как инструмент для корректировки курса правительства. Видный социалист-революционер Н. С. Русанов в начале апреля говорил на Петроградской партийной конференции, что Временное правительство – это орудие «для укрепления… демократических завоеваний и для продолжения революции», которое имеет «преимущественно буржуазный характер»; однако действия Керенского заставляют правительство двигаться навстречу ожиданиям социалистов: «…лишь один человек, пользующийся в нем очень большим удельным весом в силу своей связи с социализмом и демократией, отклоняет его равнодействующую значительно влево», и оно «принуждено развертывать и отчасти уже осуществлять программу демократических реформ, совокупность которых
Делегация от Черноморского флота у Временного правительства // Дело народа. 1917. 16 марта.
Речь Керенского в Народном Доме // Народная нива. Гельсингфорс, 1917. 11 (24) мая.
Во время встречи с Д. С. Мережковским, З. Н. Гиппиус и Д. В. Философовым Керенский резко осуждал «дозорщиков» из Совета, «бранился налево», хотя говорил и о «трусости» Милюкова. Во время же встречи с Мережковским и В. В. Водовозовым, состоявшейся 25 марта, он критиковал манифест от 14 марта, другие действия «дозорщиков», назвал Совет кучкой «фанатиков». См.:
