специально учрежденного по сему поводу. Впрочем, политически близорукий избавитель России быстро обнаружил, что первый министр он – на бумаге, реально – глава военного ведомства, а по-настоящему всей империей правит Остерман. Тщеславие не позволило «мавру» смириться с неприятным фактом и удовольствоваться тем, чем был прежде – военным министром. Миних попытался сопротивляться, пробовал влиять и на внешнюю политику страны. Тогда 28 января (8 февраля) Анна Леопольдовна законом разграничила сферу компетенции министров, вверив первому единственно «военный департамент». Подобного оскорбления гордый нрав «премьера» не перенес. Фельдмаршал демонстративно подал в отставку, которую не менее демонстративно 3 (14) марта 1741 г. приняли.
Миних ушел на покой. Остерман торжествовал, но совсем недолго. Генерал-адмирал, под этим громким титулом, Андрей Иванович в ноябре 1740 г. возглавил российский «корабль», постепенно впал в пессимизм, к лету совсем сник, к осени и вовсе всерьез размышлял о том, а не покинуть ли Россию. Что так? Чем обусловлена такая метаморфоза? Даже тревожные сигналы от англичан и пруссаков об угрозе, исходившей Анне Леопольдовне от Елизаветы Петровны, не взбодрили бывалого бойца и изворотливого царедворца. На предупреждения друзей-дипломатов лидер кабинета реагировал вяло. Никакой существенной помощи матери императора, помимо дежурных предостережений о нелояльности цесаревны, не оказал. Зато удивил всех опекой робкого и скромного Антона-Ульриха. В окружении принцессы-супруги тут же защебетали о далеко идущем плане генерал-адмирала – пристроить генералиссимуса в регенты, третьи по счету…
Между тем поведение Остермана объяснялось легко. Он понял, что в октябре 1740 г. совершил непоправимую, роковую оплошность. Полагая, что Анна Леопольдовна, сокрушив Бирона, обретет популярность сравнимую с елизаветинской, если не выше, хитрый немец столкнул лбами принцессу и регента. Желанного добился. Герцог пал. Однако это ничуть не возвысило авторитет Анны в глазах русского народа, как благородного, так и подлого. Общество по-прежнему боготворило цесаревну, и та от акции Миниха ничего не потеряла, кроме возможности прийти к власти легально, с полным соблюдением законной процедуры. Гвардейцы в любой момент с радостью повторили бы то, что исполнили в ночь с 8 (19) на 9 (20) ноября, ради возведения на престол своего подлинного кумира. Остерман, наверное, изумлялся тому, что они до сих пор не получили подобного приказа. И с облегчением вздыхал, ибо сознавал, что дочь Петра ему не простит низложения Бирона. Ведь теперь ей не избежать аналогичного штурма императорской резиденции. А кто стоял за предыдущим, цесаревна, безусловно, вычислила сразу и без труда. Сближением с Антоном Брауншвейгским Остерман фактически продекларировал, что отныне будущей императрице не враг, ни словом, ни делом помогать Анне Леопольдовне не станет.
Вообще-то, Андрей Иванович имел шанс заслужить полное прощение. Если бы убедил принцессу Брауншвейгскую не цепляться за власть,
