голову на грудь, он еле слышно пробормотал:
– Я не оставил своей дочери выбора.
Анна махнула рукой, словно отметая его слова:
– Выбор всегда есть.
– На этот раз нет, потому что затронута честь семьи, по крайней мере она будет так считать, а это единственное, чем она не посмеет пренебречь.
– Что это значит?
– Это значит, что я пожертвовал собственной честью, порядочностью, принципами…
– Да в чем, черт возьми, дело?!
Анна никогда не повышала голоса. Она была воплощением скромности и благородства и даже в гневе говорила спокойно и тихо, отчего ее противник начинал чувствовать себя чудовищем, так что этот неожиданный крик заставил Константина поднять глаза, но в них читалось не удивление, а ужас. Русинов мог навсегда потерять Анну, если бы она узнала, как низко он пал в своем стремлении обеспечить своей младшей дочери счастье и полноту жизни, которые обрели ее сестры.
Он стоял перед ней, подавленный чувством собственной вины, такой поникший и несчастный, что Анна, не выдержав, со слабым криком бросилась ему на грудь и обвила его шею руками.
– Я знаю, что все не так ужасно, как ты себе представляешь, – зашептала она ему на ухо, а добраться до его уха было настоящим подвигом, потому что Русинов возвышался над ней на добрые пол-аршина. – Ну, говори же.
– Я устроил ее помолвку.
– Помолвку? – В голосе Анны прозвучало неподдельное облегчение. Не разжимая объятий, она откинула голову назад, чтобы видеть его лицо. – Слава Богу, – с чувством сказала она. – Я уж думала, ты кого-нибудь убил.
Выражение лица Константина оставалось таким же скорбным, как и раньше, но теперь по крайней мере он хотя бы смотрел ей в глаза.
– Мне кажется, я чувствовал бы то же самое, если бы убил кого-нибудь, – проронил он.
Глаза Анны вспыхнули. В эту минуту она готова была ударить его, а ведь никогда не подозревала, что способна на такое.
– Черт возьми, да говори же толком, пока не свел меня с ума! – закричала она, и Русинов отшатнулся.
Он привык к вспыльчивости дочери и всегда был готов ответить ей тем же, но от своей маленькой Анны он этого никак не ожидал! Впрочем, он заслужил ее презрение.
Собравшись с духом, он заговорил:
– Я написал графине Петровской.
Анна задумчиво нахмурилась:
– Мне кажется, я уже слышала это имя.
– Помнишь, я рассказывал о ее муже, Сергее?
– Твой близкий друг, да? Он умер… Постой, лет тринадцать назад?
– Четырнадцать.
Русинов замолчал, и Анна снова нахмурилась, на этот раз от досады. Похоже, ей придется клещами вытягивать из него эту историю.
– Графиня, стало быть, его вдова, но какое отношение это имеет к помолвке? И когда ты успел ее устроить?
– На прошлой неделе.
Несмотря на свое раздражение, Анна
