бессмысленных огоньков, холодное чистое озеро или блестящий коллоидный рубец железнодорожного полотна. Хотя в волков и прочих хищных обитателей Сергей Степанович не очень-то верил, поскольку, как всякий горожанин, справедливо полагал, что в лесу следует бояться в первую очередь маньяков-душителей и диких собак, тоже своего рода отбросов цивилизации, потерявших всякое понятие о должном и недолжном, только четвероногих.
Окно однушки Сергея Степановича выходило как раз на трассу и далее на лес, зубчато вырисовывавшийся на фоне багрового, подсвеченного снизу неба. Вид этот представал взору Сергея Степановича уже лет двадцать, и ему было неприятно думать, что вся его оставшаяся жизнь так и пройдет с видом на лес.
С автобусной остановки окна, обращенного к лесу, видно не было – чему Сергей Степанович, не отдавая себе отчета, втайне радовался, поскольку окно было темным и слепым; жил Сергей Степанович один, а свет зажигать экономил, и первое, что делал по возвращении, – слепо и привычно шарил по стене рукой в поисках выключателя.
Невнятную праздничную тоску он заглушил делами – вынес мусорное ведро в мусоропровод, подмел полы и помыл горку тарелок; вспомнил, что в холодильнике стоит бутылка пива, и, чтобы сделать удовольствие еще большим удовольствием, решил предварительно попариться в горячей водичке. Вот и услышал звонок в дверь, чуть только выбрался из ванны. Звонок был одновременно и настойчивым и неуверенным, если такое вообще возможно, – но звонившему это как-то удавалось.
Поскольку никого Сергей Степанович не ждал, то открывать с голым пузом явно чужому человеку было как-то неловко, он замешкался, натянул треники и майку (см. начало нашего рассказа) и в одном шлепанце подхромал к двери. И сказал:
– Ты чего, мужик?
Поскольку на пороге стоял Дед Мороз.
Дед был в красной шубе с меховой овчинной оторочкой, в красной шапке-колпаке, с красной мордой и особенно красным носом. И с мешком, мешок этот, он, отдуваясь, поставил рядом с собой на сбитую плитку пола, почти что на носок валенка, огромного, белого и расшитого красными узорами.
Дед этот Сергею Степановичу сразу не понравился, тем более пиво в холодильнике, по мере того как на Сергея Степановича, мокрого и распаренного, дышал из разбитого окна лестничного пролета синий клубящийся холод, становилось все менее и менее привлекательным.
– Ты, мужик, ошибся, – он попытался захлопнуть дверь, но дедморозовский мешок как бы сам собой оказался между дверью и дверным косяком. Видимо, Дедморозу удалось незаметно и ловко подпихнуть мешок тупым носком своего противного валенка, – я тебя не заказывал. Это, слышишь, наверное с адресом перепутали. Или ты, или в конторе твоей.
Он хотел добавить: «Пить меньше надо», но сильно пьяным Дедмороз не выглядел, и ему стало неловко. Тем более он сам пребывал в задумчивом и раздраженном состоянии быстро трезвеющего человека.
