style="font-size:15px;"> *
Впервые после этого странного разговора он спал спокойно – как будто наконец отделил одну женщину от другой. И Беатрис потеряла над ним власть. Она не снилась ему в эту ночь. Не приходила, не смеялась над ним, не заставляла вновь и вновь себя душить.
И поутру он проснулся посвежевшим. Лежал какое-то время, слушал, как гостья его ходит по дому. Кормит дочь, о чём-то с ней говорит на непонятном ему, птичьем каком-то языке. Потом притворялся спящим – смотрел, смежив веки, как вешает она котелок над огнём, как стёсывает, срезает острым ножом с большого окорока куски, чтобы бросить их в воду.
Девочка ходила вокруг – неловко ступала, косолапила. То и дело теряла равновесие, плюхалась на плотно утрамбованный глиняный пол. Снова поднималась и продолжала своё путешествие. От матери – к столу, от стола – к лавке, от лавки – к табурету.
Женщина – он никак не мог научиться звать её по имени – оглядывалась, что-то щебетала-говорила девочке, снова возвращалась к делам. А он лежал. Удивлялся – как это? Утро наступило, а он всё валяется в постели, нежится, как когда-то, совсем давно, когда ещё он был молод и рассчитывал быть счастливым.
Потом потекли долгие дни.
Каждое утро он обходил ловушки и силки, расставленные им неподалёку от дома. Когда позволяла погода, отправлялся на охоту. Удача улыбалась ему совсем не так часто, как хотелось бы. Собственно, за всё время ему удалось принести в дом крупную добычу ещё только дважды. Один раз – молодого лося, потом – медведя.
Всякий раз, когда ему приходилось оставлять женщину с ребёнком одних, он почему-то страшно переживал. Женщина повадилась уходить из дома в лес – искала ягоды, выкапывала из-под неглубокого ещё снега какие-то корни, потом сушила всё добытое, толкла в ступе, смешивала, раскладывала по мешочкам. Он беспокоился, что однажды она заблудится или на неё нападёт рысь – он видел следы последней совсем недалеко от их дома. Но убедить упрямую бабу не выходить без него не смог.
Отношения их по-прежнему были непростыми. Они мало говорили друг с другом. Занимались каждый своим делом. Она готовила, возилась с ребёнком, шила. Он – охотился.
Когда ему удавалось принести домой добычу, она помогала ему свежевать тушки и коптить мясо. Поначалу он боялся доверить ей это занятие. Стоял рядом, готовился помочь. Но с мелким зверьём – он понял это быстро – она справлялась прекрасно. Гнала его от себя. Шипела:
– Не стойте, ради бога, над душой.
И он соглашался, оставлял ей зайца или куропатку. Сам отправлялся заниматься другими делами.
В те же дни, когда ему удавалось добыть дичь покрупнее, они трудились вместе, бок о бок. И он, наблюдая со стороны, как ловко орудует она топориком, как разделывает части туши, как раскладывает подготовленные для копчения куски на специальный помост, он не мог не признать, что ошибался на её счёт.
Она оказалась гораздо более приспособлена к жизни в лесу, чем он мог предположить. Ему следовало понимать это и раньше. Но внешнее сходство этой женщины с его женой застило ему разум. Он перенёс на неё всё, что знал о своей жене. А та умела хорошо
