Скоро Мориньер знал имена всех самых хорошеньких женщин в Квебеке, знал все подробности их жизни, все известные Филиппу достоинства их и недостатки, оказался осведомлён обо всех проблемах, которые могли поджидать его, соберись он поухаживать за любой из этих женщин.
Уже опустел кувшин, в котором Антуан принёс вино, когда Филипп, наконец, заметил, что Мориньер давно только слушает его и ничего не говорит.
– Я утомил вас своими разговорами?
Мориньер ответил спокойно:
– Я с удовольствием слушаю вас.
– Но теперь я хотел бы услышать от вас какую-нибудь историю. Что-нибудь пикантное, – он даже наклонился вперёд, проявляя необычайный интерес. – Неужели вам нечего вспомнить?
– Боюсь, что нет, – развёл руками Мориньер.
Глаза Филиппа горели:
– Этого не может быть! Я-то знаю, что вы, при всей вашей внешней сдержанности, всё-таки не монах. И слава Богу! Иначе вы были бы скучны. Кстати, вы ведь заметили, какое впечатление произвели сегодня на Сирен? Она… проглотила… язык!
Он для убедительности сделал в последней фразе между словами огромные паузы. Продолжил сразу после, махнув рукой:
– А между тем, знали бы вы, что это за сорока! В иные дни её невозможно заставить замолчать. Особенно раздражающе действует её болтовня во время обеда.
– Если верить вам, – усмехнулся Мориньер, – вы довольно часто остаётесь голодным. В обычное время вам мешают разговоры, сегодня вас лишило аппетита молчание. Вам трудно угодить, мой дорогой.
Он говорил негромко, с лёгкой улыбкой, за которой, между тем, таилась настороженность. Если бы Филипп был внимателен, он заметил бы её. Но винные пары кружили ему голову. Он наконец чувствовал себя свободно – именно так, как ему хотелось. Ему не досаждала Сирен. Рядом с ним был его друг. Он никому и ничего сейчас не был должен. И он мог говорить всё, что придёт ему на ум. Это необычное, так редко в последнее время посещавшее его чувство абсолютной непринуждённости сыграло-таки с ним дурную шутку.
Он взглянул на Мориньера, испытал вдруг к нему прилив непереносимой братской любви – такой, что требовала немедленного, сиюминутного признания. Залюбовался им. Заговорил горячо:
– Знаете, Жосс, меня очень удивляет… и огорчает, что вы после смерти вашей Камиллы так снова и не женились! Сколько женщин желало бы этого! Сколькие из них готовы были бы отдать вам всё, что у них есть, ради того только, чтобы быть рядом с вами!
Мориньер замер на мгновение. Потом взглянул на Филиппа, скрывая усмешку.
– Благодарю вас, друг мой, – ответил. – Я очень тронут вашей заботой.
Заметив, что слишком сильно сжимает бокал с вином, Мориньер наклонился, поставил его аккуратно на пол, у самых ног. Посмотрел на Филиппа, чьё неочевидное опьянение выдавала эта вот пылкая, неосторожная речь и ребячливая улыбка, блуждающая на губах.
Филипп между тем продолжал
