мне ещё здесь!
Пьер бодро влез на первую перекладину и остановился передохнуть.
– Не посмеет, – быстро выкрикнула старуха Савраскина из форточки в лицо засомневавшемуся было Пьеру, – лезь, сынок, там твоя законная жилплощадь. Если что случится, не бойся, я её упеку, куда Макар телят не гонял! Нахлебается тюремной баланды, – старуха Савраскина причмокнула, – всласть! Лезь, не трусь!
Пьер отчаянно рванулся вверх, и когда его рыжая чёлка достигла подоконника, жена нанесла решительный удар топором в лоб. При полном онемении окружающих сын своей матери и муж жены мешком свалился наземь.
– Вот бы власти так, что обещали народу, то и делали, – резюмировал малиновый халат, прослеживая траекторию падения, однако при этом не слишком выходя наружу из своего «окна».
– Врача!
– Милицию!
Но всё перекрыло громкое: «Убила!» – вопль старухи Савраскиной, стремительно вылетевшей из дома. Она даже влезла по стопам сына на одну ступеньку лестницы, где только что сомневался Пьер, и Виктор увидел над забором её седую голову и малиновое лицо.
– Не лезьте, мамаша, и вас порешу, – бесстрастно произнесла сноха, медленно выговаривая каждое слово и не выпуская из рук топора, – с превеликим удовольствием!
Она думала, что видит сон, где можно делать всё что угодно с надоевшими родственниками.
Вой сирен раздался не скоро.
Милиционер пришёл сам, пешком, скорая приехала минут через двадцать. Пьера Савраскина в это время уже привели в чувство соседи, они же перевязали голову несчастного, от которой супружница смогла отрубить лишь небольшой кусочек скальпа.
Врачи забрали Пьера с собой на исследование в качестве феномена, не сменив геройской повязки. На виске проступило красное пятно, вид был залихватский, будто у красного командира. Время от времени он пытался запеть «Ты не вейся, чёрный ворон, над моёю головой». Соседи громкими выкриками из разных окон начали давать показания милиционеру, который монотонно твердил: «Спокойнее, граждане, спокойнее, всех опрошу в порядке следствия…».
Доска забора качнулась в сторону, пропуская в сад тамарину дочь Ирину, учащуюся железнодорожного техникума. Обычно Магницкий видел её загорающей на подоконнике второго этажа в откровенном купальнике, с книгой в руках. Сине-фиолетовые большие глаза на треугольном лице с маленьким подбородком выглядели не слишком взволнованными.
– Не дают отдохнуть, дурдом какой-то, ей-богу, я тут у вас часик позагораю на солнышке, ладно?
– Как там Пьер?
– Чего пьяному сделается? Он же лёгкий, как пушинка. Повисел на топоре, да вниз упал. Вот соседи, вот где дурак на дураке едет, дураком погоняет. Надоели до чёртиков, кончу техникум, ноги моей здесь не будет. О, кстати, у вас же две комнаты?
– Две комнаты и кухня, – расхвастался Магницкий.
– Пустите,
