и Фермодоя по-прежнему бились, стоя спина к спине, хотя истекали кровью и были готовы свалиться от изнеможения. Внезапно нападавшие ахейцы отхлынули от них, и Мерион, сын Мола, приятель Идоменея и вождь критян, метнул обеими руками увесистые копья. Наконечники пробили легкие латы амазонок насквозь, и сестры бездыханными рухнули в прах.
К этому времени все остальные всадницы были повержены. Пентесилея получила множество ран и порезов – правда, ни одного смертельного. Оба лезвия алебарды покрывала запекшаяся кровь аргивян. Царица отшвырнула отяжелевшее оружие и достала из ножен короткий меч. Между ней и Ахиллом как раз открывался широкий промежуток.
Словно по воле самой Афины, целехонькое копье, отскочившее от пяты быстроногого, вскоре оказалось под правым копытом утомленного боевого коня. В любое другое время наездница на полном скаку наклонилась бы за божественным подарком, но сейчас она слишком устала, доспехи внезапно погрузнели, да и жестоко израненный скакун еле держался на ногах. Поэтому Пентесилея соскользнула из седла наземь и вовремя пригнулась: у шлема просвистели две оперенные стрелы Тевкра.
Выпрямившись, она уже никого не видела, кроме Ахилла. Все прочие ахейцы, напиравшие орущей толпой, превратились в расплывчатые пятна.
– А ну метни еще разок, – промолвил мужеубийца, продолжая мрачно ухмыляться.
Пентесилея вложила в этот бросок все свои силы, без остатка, целясь в нагое мускулистое бедро под кругом прекрасного щита.
Быстроногий присел с проворством пантеры. Оружие Афины ударило в сияющую бронзу, древко раскололось.
Амазонка растерянно замерла на месте, потом потянулась за алебардой, но тут противник, не прекращая скалиться, поднял собственное копье, то самое легендарное творение кентавра Хирона, выкованное для его отца Пелея. Ни разу не пролетевшее мимо цели.
И он бросил копье. Царица воздела свой щит, похожий на светлый месяц. Вражеское копье прошло сквозь него как по маслу, пробило доспехи, правую грудь амазонки, спину, пригвоздило ее к огромному коню, стоявшему сзади, и наконец вонзилось животному в сердце.
Царица и боевой скакун точно пришпиленные вместе упали в пыль. Ноги женщины высоко задрались при падении. Тяжелое копье закачалось над жертвами, будто маятник. Быстроногий приближался с мечом в руках. Пентесилея пыталась разглядеть противника, но взор затуманился, и бессильные пальцы разжались, выронив боевой топор.
– Вот дерьмо, – прошептал Хокенберри.
– Аминь, – отозвался Манмут.
Друзья стояли неподалеку, наблюдая за сценой со стороны, а теперь подходили ближе к Ахиллу, застывшему со сложенными на груди руками над телом поверженной амазонки.
– «Tum saeva Amazon ultimus cecidit metus», – пробормотал себе под нос бывший схолиаст. – «Погибла амазонка, наш последний страх»[21].
– Опять Вергилий? – осведомился маленький
