белоснежным лабиринтом крохотных каналов. На прогалинах, под солнцем, он сжимался тоненькими, поднятыми наискось пиками. Но чаще собирался мятыми сугробами, на которых диковинным плетением угадывались звериные следы.
За скрипом снега не было слышно прочих звуков, лишь изредка из чащи доносился треск сломленной ветки.
За дровами пришлось сделать несколько ходок, и Дима порядком устал, хоть к пиле его и не подпускали. Дядя и Артёмыч сами валили деревья, а Диме доверяли обрубать с них ветки. Это было не так сложно, но руки без привычки к подобному труду быстро устали.
– Ну что? Как тебе такая физкультура? Это тебе не по залу бегать. – Артёмыч отёр со лба испарину. – Не через козлов прыгать. Тут посложнее, да?
– Да уж, – запыхавшись, вздохнул юноша. Он и не думал, что на холоде можно так вспотеть.
Вечером Николай Николаевич, сидя на низеньком табурете, взмешивал закипающий борщ, вдыхал его сытные пары. Пробовал картошку, свёклу, отзывался на вопросы племянника и поглаживал ладонью щёки.
Артёмыч отбирал рыбную приманку на завтрашний день. Витя лежал на койке. Опасаясь, что его пристыдят за безделье, без надобности проверял ружьё. Забывался в мягкой полудрёме, и тогда его руки слабели, ружьё свешивалось дулом вниз, глаза прикрывались. Любой, даже самый тихий звук вызволял Витю из сонливости, и он вновь принимался озадаченно разглядывать то цевьё, то приклад.
Тамга лежала на пороге. Принюхивалась к зреющему ужину, ждала, что её угостят супом.
За окном, во мраке, бесновался ветер: разносил снег, ударялся в затворенные ставни, ломал с деревьев ветки. Тем приятнее было отдыхать в доме, тёплом, защищённом от ненастий.
Зимовье казалось невообразимо маленьким – светлая точка, затерянная в дебрях сумрачной тайги. И чем сильнее завывала вьюга, тем уютнее было здесь, в тёплых стенах, напитанных запахами еловой настойки, борща и раскалённой печи. И не было тут ни компьютера, ни телефона, ни школьных друзей, но Дима не знал скуки. Сейчас всё было исчерпывающе просто – и сама жизнь, и приютившая её природа.
Юноша подумал, что прелесть охоты – именно в таких минутах, когда труд окончен и теперь дозволено расслабиться, поесть, а затем лечь на раскладушку: в ногах сожмётся боль, перед закрытыми глазами пробежит серая чаща, рядом, в печке, запыхтят поленца, и не будет нужды торопиться куда-то или о чём-то говорить. Нежиться бы так долгие часы, но сон, будто из вредности, приходил быстро, незаметно.
Витя после двух тарелок супа хотел выйти курить, но прилёг, чтобы всё улежалось в желудке. Так и уснул, не раздевшись, сдавив в пальцах незажжённую сигарету.
Вскоре уже спал весь дом. Лишь Тамга отчего-то ворочалась возле печки.
Глава третья
Утром Николай Николаевич разогрел на печи оставшийся с вечера борщ. Дима ел через силу. Он был так взволнован предстоящей охотой, что совсем потерял аппетит. Даже сидя за столом,
