играл с самыми великими джазовыми музыкантами. Все эти имена, которые он воскрешал в памяти, звучали как сокровища для Рафаэля. Более того, квартира Сэма была заполнена сувенирами, постоянно порождавшими все новые и новые серии историй, которые тот вновь рассказывал с большим воодушевлением.
Для Рафаэля это место быстро стало наиболее вдохновляющим из пещер Али-Бабы ровно до того дня, когда эта магия прервалась неимоверным желанием обжоры услышать, как тот играет на фортепиано…
VII
— Я провел два года моей жизни, не встречаясь с ней… Два года, которые состарили мое сердце быстрее, чем все другие годы, вместе взятые…
Я вспоминаю, что к моему возвращению в отель в тот день, она позаботилась о том, чтобы оставить записку под дверью моей комнаты… Она написала странное слово: «Doppelgänger», что символизирует в некоторых немецких верованиях разновидность двойника – призрака, который может быть объединен с родственной душой. Она также написала, что магия оказывается гораздо мощнее, чем реальность, даже если она эфемерна… Она продолжала, утверждая, что то, что она пережила за несколько часов и тысяч наших взглядов друг на друга было ключом, который судьба преподнесла ей и что теперь она должна научиться безбоязненно встречать того, кто находится по другую сторону дверей… Она завершила свое письмо надеждой на то, что однажды две наши души найдут друг друга на этом же балконе в бесконечности и она просто его подписала:
С нежностью…
Дафне…
У Жюльена всегда становились влажными руки, когда Симфони рассказывал ему эту щемящую душу часть его истории.
Лори тоже покинула его без предупреждения в то время как, по его мнению,
они переживали моменты невероятного единения чувств. Он знал, что эти напряженные минуты были, главным образом, той формой ослепления, которая позволяла ему избежать реалий жизни. Иллюзия стать другим неизбежно появилась благодаря именно ей.
Между тем, Жюльен наглядно представлял собой бесталанного человека в математике любви, не способного понять степень хрупкости счастья, смешения ощущений, иногда очень простых, но которые легко могли стать сложными.
Поскольку он находился в конфронтации, ему казалось, что гораздо легче оставить свои заблуждения в данном состоянии и нивелировать горы, которые загромождали течение его жизни. Спасти свои собственные иллюзии, это ли не самый большой фокус, в который кудесник играл сам с собой?
— Вы никогда не рассказывали, почему в тот день вы поехали в Квебек, – поинтересовался он, чтобы попытаться отклонить траекторию хода его мыслей. Симфони на мгновение прервал свой монолог, чтобы немного подумать, а потом продолжил свой рассказ, не внеся даже элементарных объяснений. Жюльен уже привык, что его вопросы остаются висеть в вечной пустоте, и слышать продолжение рассказа в хорошо продуманном повествовании.
Симфони
