и целую склянку этого лекарства на глазах у толпы выпил – чтобы подданных своих успокоить и врачей защитить. В общем, тот наш первый Флори был самый обыкновенный врач. Так что ничего аристократического во мне нет.
– По биографии нет, а так, по факту, – чистая дворянка. Все манеры у тебя такие… Несоветские, – сказал Коля.
Это определение Ренату не удивило. Отношение к советской власти в их семье традиционно было холодным. Все Флори воспринимали ее как неизбежное зло, мирились с ней, потому что не обладали задатками политических борцов, но по возможности всегда держались от нее на расстоянии. В этом был явный оттенок неприязни и брезгливости. Папа даже лотерейные билеты никогда не покупал – говорил: «Я не играю в азартные игры с этим государством».
– Я-то тоже не аристократ, – сказал Коля, – и даже не ленинградец. Но избыток страстей в московских женщинах меня все-таки не устраивает.
– А я тебя, значит, устраиваю?
Рената почувствовала легкий укол обиды. Но ни развивать в себе эту обиду, ни тем более высказывать ее Коле не стала. Она улыбнулась.
– Конечно! И вообще, что значит устраиваешь? Я тебя люблю.
Коля отложил журнал и, подойдя ко все еще стоящей у окна Ренате, поцеловал ее. Потом они вместе смотрели на темнеющий рисунок Аничкова моста, на прекрасные силуэты клодтовских коней. Им нравилось вот так вот смотреть на все это вдвоем и молчать. Во всяком случае, Ренате нравилось.
«Завтра в клинику, – подумала она. – Как хорошо!»
Стоило ей вспомнить, что завтра она увидит и сводчатые коридоры, так быстро ставшие родными, и ярко освещенный бестеневыми лампами родзал, и ординаторскую, такую уютную, и снова, наверное, будет ассистировать Павлу Андреевичу Сковородникову, и, может быть, он снова похвалит ее своим ласковым баском, посмотрит веселым взглядом, – у нее даже сердце забилось быстрее, трепетнее. Да, за совсем недолгое время она успела полюбить свою работу. Ну конечно, дело было именно в этом.
Глава 5
Первый после выходных рабочий день выдался очень хлопотным. Рената даже устала. Правда, устала она своеобразно: не чувствовала усталости, а лишь изредка вспоминала о ней.
Именно о таком, медицинском, отношении к усталости рассказывала мама – ей оно было присуще всю жизнь.
– Да тебе и вообще рано еще уставать, – добавляла она при этом. – У тебя впереди еще много лет сплошной молодости.
Рената так погрузилась в работу, что молодость радовала ее именно в этом смысле – как способность отдаваться работе целиком.
И об усталости она подумала, только когда обычный ее рабочий день закончился и началось ночное дежурство.
Дежурила она вместе со Сковородниковым. Он сам предложил такой график – сказал, что ему понравилось работать с Ренатой Флори. Его слова наполнили ее такой гордостью, что у нее даже щеки слегка зарделись.
– Неужели все угомонились? – Сковородников
