style="font-size:15px;"> Разошлись с митинга уже поздно, в сумерках. В тот вечер в Большой Михайловке было много выпито домашнего вина, любители баловались крепчайшим самогоном бабки Тютюнихи – напиток она варила такой ядреный, что капля этого зелья, попавшая на яловки сапог, прожигала толстую кожу насквозь. А мужицким желудкам хоть бы хны – желудки принимали пойло, как обычную простоквашу, на простецких лицах не истаивали довольные улыбки – бабкина самогонка была очень даже хороша.
До полуночи в Большой Михайловке лаяли собаки, да гудели мужицкие голоса:
– Рэве та сто-огнит Дни-ипр широкий…
Ночь выдалась темная, бесноватая, с бесшумными полетами хищных птиц и ведьм, которые проворно вымахивали из труб большемихайловских домов и на метлах уносились в черное пространство, недобрая это была ночь.
Проснулся Махно от близкой стрельбы – несколько раз ударили из винтовок, потом громыхнул залп, следом раздалась длинная, очень гулкая пулеметная очередь-строчка, словно бы неведомый портной стачал воедино две стороны длинной толстой ткани. Под пулеметную строчку из Махно и выплеснулся последний сон – снилось ему, будто он сидит за «зингером» и крутит ручку машинки, прилаживая себе на штаны заплату.
– Батька, просыпайся! Беда! – его тряс за ногу Марченко.
Махно вскинулся на постели, невольно провел по черепу рукой – показалось, голова вот-вот лопнет от боли.
– Что случилось?
– Австрияки!
– Тьфу!
Неподалеку ночь разорвал плоский яркий взрыв – упал снаряд, граната не могла так взорваться.
– Наступают из-за реки, из-за Волчьей, – доложил Марченко.
Махно поспешно слез с кровати, на улице, в темноте, ухватил кого-то за руку:
– Стой!
В ответ задержанный ярко блеснул белыми зубами, будто фонарем. Оказалось – Федор Щусь. Он пытался организовать повстанцев.
– Добро, – сказал Махно и отпустил.
Следующий, кто попался ему по дороге, был Семен Каретников.
– Стой! – приказал ему Махно, и тот, тяжело дыша остановился. От Нестора исходила некая тяжелая сила, она покоряла, подавляла людей, рядом с ним, спокойным, жестким, насмешливым, и люди становились спокойными. – Значит, так, Семен, – сказал Каретникову Махно, – прыгай на коня и скачи на окраину села, где находится наш дозор, узнай у ребят поточнее, в чем дело?
– Й-йесть! – отплюнувшись, прохрипел Каретников и исчез в темноте.
Главное сейчас было спасти тачанки с пулеметами. Важно, чтобы их в суматохе не помяли, не раздергали по жердочкам, по планочкам, не поломали рессоры и колеса. Махно, как никто другой, очень быстро понял преимущество тачанок перед иными видами оружия – на тачанках можно было атаковать даже бронепоезд.
Крикнув Алексею Марченко: «За мной!» – батька кинулся на площадь, к дому сельского батюшки, где стояли тачанки.
