Еленке, подмигнул шальным, победным глазом, опять скрылся в каюте.
– Хват, – неодобрительно заметил Иван.
Еленка промолчала. Посидела немного, ушла в кубрик.
Пришел Сергей. Усмехаясь, быстро отключил помпу, смотал рукав. Шуры не было.
– А масло? – спросил Иван.
– Двойная норма. По знакомству.
Вдвоем накачали масла в бак. Иван прошел на катер, закрыл горловины.
– Готово, Шурочка! – крикнул Сергей.
Вышла Шура. Остановилась в дверях – непривычно тихая, с застывшей улыбкой:
– Дом пять. С палисадничком.
– Угу, – кивнул Сергей, отдавая чалку.
– Обманываешь, поди? – тихо спросила она.
– Ровно в восемь, как договорились. До встречи, курносая! – Прыгнул на катер, не оглядываясь, прошел в рубку. – Дура стопроцентная.
Иван молчал. Он отводил катер кормой и сквозь стекло рубки видел толстуху. Она стояла у борта, держась за леер, и глядела им вслед.
– Веди, – сказал Иван, отходя от штурвала. – К диспетчерской.
Сергей посмотрел на него, усмехнулся:
– Мне еще противнее, капитан. А что сделаешь? Жизнь такая, что только поворачивайся побойчей, а то затолкают.
У диспетчерской их ждала высокая худая женщина в белом платочке, повязанном вровень с бровями. Она выхватила у Сергея канат, неумело зачалила, приговаривая:
– Да сама я, сама… Не беспокойтесь.
– Паша?.. – Иван торопливо прохромал к носу. – Ну, давай шагай на катер. Как Федор?
– Да все так же, Иван Трофимыч, все так же. Кланяться вам велел, благодарил. И я вам благодарная, Иван Трофимыч, так я вам благодарная…
Она тихо заплакала, утирая слезы концом платка.
– Будет тебе, Паша, – сказал Иван. – Садись вот сюда.
– А Федя лежит, – совсем тихо сказала Паша. – Не шевелится, тихо лежит, спокойно…
– Да… – Иван вздохнул, присел рядом, вытянув хромую ногу. – Была в кадрах?
– Была, Иван Трофимыч. Оформили меня. Вот. – Паша достала новенькую трудовую книжку. – Я ведь работать пришла, Иван Трофимыч. Я за Федю моего.
– Домой ступай, – сказал Иван.
– Да как же, Иван Трофимыч? Ведь матросом я к вам. Пятьдесят рублей положили мне…
– Двадцатого приходи. Получка у нас двадцатого и пятого каждого месяца.
– Вы позволите, Иван Трофимыч, хоть постираю с вас. Рубашечки, может, бельишко. И товарища вашего.
– Не надо, Паша, спасибо. Ступай домой. Вовке скажи, что жду его к семи, как условились.
Потом их срочно отрядили тянуть плот – «воз», как это именовалось здесь. Многотонная громадина длиною в четверть километра медленно ползла сзади, катерок, задыхаясь, волок ее, дрожа корпусом и глубоко осев кормой. Трос звенел, как струна.
– Сдадим и пообедаем, – сказал Иван. – Пора уж.
Он сидел перед рубкой рядом с бригадиром плотовщиков – рослым, угрюмым
