новости: Тимей вернулся! Встреча на субботу назначена, а тут его дети-внуки. Не моя стихия. Как Антону преподнести или пусть дома сидит, своих встречает, а ты меня отвезешь, это за городом.
– Шуточки у тебя, мамуля, соскучилась по желтой прессе? Словесная грязь не отстирывается… Помню его: огромный, везучий, всегда знал себе цену. Уважаю таких. Так зачем ты ему нужна? Я читал, он овдовел, в интернете охота на него.
– Как-то вышли на меня студенты, просят заметку о годах славы художника в СССР. —
– Ладно, настрочи заметку, но с Антоном не своевольничай, мы же с братьями на вечер договаривались, а вы утром слетаете, но только вдвоем, без подозрений. Ушел.
– Лучше я прилягу, почитаю, отвлекусь. Ступай с Богом.
В холодной ярости на безмозглость младшенького дела спорились. Зверюшки, попавшие под горячую руку, были вымыты без царапанья, обиженно вылизывались в гостиной. К ним он тоже прикасался! Из-за жалости однажды все дружно переболели лишаем. Вот уж спасибо, сыночек миленький. Сколько сил, лет, средств ушло, чтобы иметь ощущение свободы в собственной квартире, без соглядатаев. Сколько интересных, приятных пар опостылели друг другу, добывая заветные квадратные метры. Озирайся теперь с брезгливым ужасом на сиденье унитаза, как в коммуналке. Они отвоевали место под солнцем, изматав душу. Годы ушли, и только свет былого тлеет, дымится, не внушая заманчивых иллюзий.
Сквозняки выдували хлорные запахи, ноги гудели, босые ступни с удовольствием приникали к ледяному полу. Все стерильно! Она остывала за чашкой крепкого чая, вяжущего рот, сигаретой преодолевая голод, презрительно сцарапывая загубленный маникюр. Когда-то в иной жизни, она так же сидела, измучавшись от неудач и бессонницы, мыла руки подсолнечным маслом, счищая въевшиеся краски. Ничего не получалось, но злости не было…
Даже странно, что она на одном дыхании прожила пятнадцать лет без сумасшедших поэтов, непризнанных бардов, без исканий себя, без Тимея. Новая жизнь забыла про этюдник и кисти. Кто-то же убрал все это на антресоли. Отъезд Тимея перевел стрелку на иные заботы. Нить оборвалась, никто не вздрогнул, что навсегда. Начался необратимый процесс, главное – не знать о том, что процесс необратимый. Думать об этом, было совершенно невыносимо, писались страшилки-мучилки для воображения: а как будет?.. А вот не скучали, все новое – уже интересное. Удовлетворение со смешанным чувством досады и успеха первой выставки, коряво расписанной в Комсомольской правде, избрание в королевы, с шутовским преклонением в среде сподвижников-поэтов, кутивших неделю, – несравнимы со спокойствием женщины. Что ныне сетовать, мадам? Надо было учиться, а не выскакивать замуж в восемнадцать лет! Меняем испорченное платье, у нас завалы этого хлама, и мы никуда уже не ходим. Просто не хотим-с. Ленивы-с стали.
А надо ли бередить душу завтрашним визитом? Беспокоить несбывшееся, оживлять мистическую связь. Магия в творчестве, в портретах,
