он быстро, грубо насыщался ее телом. Утром чернавки плакали, обрабатывая ее раны. – Пропала ты, княгинечка, совсем пропала. Родим, он всегда недобрым был, а тут его еще Параксева на тебя натравливает.
Карина молчала. За молчанием пряталась, как за щитом. Но для себя уже решила – уйдет. И хотя листопад[37] был уже на исходе, она ушла из Елани. Тайно ушла, никто и не заметил.
В Мокошину Пядь пришла скоро. И только когда отогрелась у родного очага, с досадой и раздражением поняла, что непраздна. А чей ребенок – Медведка ли, Родима, – не ведала. Однако ныне, когда она не солоно хлебавши возвращается в Елань-град, на это дитя у нее вся надежда. Скажет Родиму, что его это ребенок. А понадобится – и руку в огонь опустит, чтоб правоту свою доказать. Пусть верит. Ей же и дела нет до того, кого носит под сердцем.
Она провела рукой по животу. Если не ошибается, четвертый месяц она с дитем, а лишь выпуклость небольшая под ладонью ощущается. Талия же по-прежнему тонкая, ноги легкие, а вот грудь отяжелела, ноет по утрам. Но хоть прошла эта изнуряющая тошнота, изводившая ее поначалу. И она все еще хороша и соблазнительна, чтоб вновь привлечь к себе Родима. Чутьем, как одни только бабы знают, Карина знала, что люба ему. И теперь Параксева злая будет вынуждена смириться с ее возвращением. Княжича им Карина принесет. Но сперва надо суметь принести. Добраться.
Ночью вновь задул ветер, разыгралась пурга, Даже волков разогнала, Карина же под ее завывания сладко выспалась в дымной избушке. А под утро напилась горячей воды с заваренными веточками каких-то кустарников, стрыя напоила. Ее порадовало, что он глотал, даже находясь в беспамятстве. Но рана его вздулась, запах шел гнилостный. Это тревожило Карину. Понимала, что Акуна надо опытным волхвам-лекарям показать. Значит, следует торопиться.
Путь ей указывали все те же домовины на шестах, и она вновь смогла выбраться на дорогу. Колючий ветер так и налетал, жег лицо ледяной крупой. Но тут ей повезло. Откуда-то возникли сани легкие, лосем ручным запряженные. Мужичок в овчинном тулупе сначала только глянул, но, уже проехав, остановился.
– Замерзнешь тут, убогая. Иди, подвезу.
Карина едва не расплакалась. Глянула на бородатого, всего в шкурах, мужичка с благодарностью.
– Сами боги тебя мне послали, добрый человек. Мне до Елани. Близко тут.
Лось легко бежал по глубокому снегу, только пар от него летел. Возница не оглядывался, молчал нелюдимо. Девушка даже задремала под мерный скрип полозьев по снегу. Очнувшись, увидела, что едут они уже по обжитым местам, селища все чаще попадаться стали, но по-прежнему притихшие, редко где дым поднимался над шапками снега на крышах. Собаки, и те не лаяли. Когда сторожевые вышки стали попадаться на погостах, дозорные даже не выходили.
– Все, слазь, – неожиданно сказал возница. – В Елань – это тебе туда. Я в другую сторону еду.
Она повиновалась. Вновь впряглась в волокуши. Ничего, уже близко. Дорога тут под уклон шла, а там река внизу, за ней
Листопад – ноябрь.
