приходят, поезда уходят, а вокзал остается на месте.
И с вокзалом – бляхи.
Они стояли рядком, руки положив на тележки, и беседовали о Тунгусском метеорите.
Бляха № 15 тоже беседовал помаленьку, а когда разговор стихал, разглаживал в широком кармане морщинистый трудовой рубль.
Про чемоданы он уже и помнить не помнил, про их хозяина тоже: мало ли на земле чемоданов, и у каждого есть хозяин.
А на ближних путях к вокзалу уже ворочался «Симферопольский № 2».
Бывает и на бляху проруха – метеорит ему надоел, и пока в расписании дырка, он отправился в тележечный цех забивать козла.
И как раз когда второй симферопольский мягко пристал к платформе, у бляхи на «пусто – пусто» выпало два пролета. Сожрал костяной козел потом добытый рубль. Сожрал и не подавился.
Бляха плюнул со злости в стенку, но не попал.
Когда он выкатил на платформу, эхо боя за пассажиров уже затихло. Гроздьями с бляшьих тележек свисали сумки и чемоданы. Бляха тырк туда, тырк сюда, но поздно – бляхи своего не уступят. Это тебе не Тунгусский метеорит.
Он угрюмо посмотрел на 12-го, как тот прет свой небоскреб по перрону. Да в руках еще по три чемодана, да на горбе мешок с абрикосами.
И вдруг вдали на платформе, где и вагоны попроще: не пассажирские, а прицепной товарняк, – и народу: одни вокзальные собачонки, – замаячила пятерка ладони. И тянулась эта ласточка, эта птичка не к кому-нибудь, а к бляхе, к нему.
– Вот кто мне ответит за «пусто-пусто», – сказал он, взметая пыль, и покатил туда.
Ласточка еще трепетала, когда он одолел перрон. Лихо притормозив ногой, бляха сразу же схватился за чемоданы, пока клиент не раздумал. Пристроил их на тележке плотненько, чтобы не растрясти на трещинах и ухабах перрона, погладил черную кожу, и – руку словно бы обожгло. Рука почувствовала что-то очень знакомое – впадинку ли, пупырышек, рубчик на чемоданном боку.
Лоб его насупился, вспоминая. Глаза задумчиво сползли с чемоданов, перебежками добрались до пассажира, и губы сделали вдох.
Перед ним стоял точь-в-точь такой же клиент, как тот, которого он недавно отправил. Те же смазанные глазенки, горбыль носа свесился вбок, защитного цвета плащ, кепочка из козлины.
– На площадь перед вокзалом, – сказал он как ни в чем не бывало.
– Ах на площадь? Я тебе покажу «на площадь». Сгружай свое барахло. Это что ж… Это ж еще не уехали, а уже приехали?
Пассажир стоял перед ним, ковыряя между губами спичкой.
– Имейте в виду, – сказал он, – что я заканчивал технический ВУЗ. Так что, уважаемый, надо знать, с кем имеешь дело.
У бляхи посолонело в горле.
А, думает, пес с тобой, главное, чтобы гнал монету. Но, однако же, дело темное.
– На площадь перед вокзалом, – повторил этот, что еще не уехал, а уже приехал.
И все, и больше ни слова, лишь шкрябанье подошв о перрон.
Бляха тоже поначалу молчал, но когда уже выкатывали на площадь, не выдержал пустоты во рту.
– А
