для курения, ребята. А если пожар? Вот и парта здесь есть деревянная, и бумажки тоже в углу.
Тут до нас наконец дошло.
– Василий Васильевич, честное слово… – Женька выбил кулаком из груди пыль. – Мы ж… Сашка, а ну дыхни!
Я выпустил из себя весь воздух, который был, а Женька выпустил свой.
Василий Васильевич недоверчиво покачал головой.
– А табаком тогда от кого пахнет?
Мы показали на железную дверь чердака.
Директор потолкал дверь, легонечко по ней постучал, потом приложил ухо.
– Понятно, – сказал он спустя секунду.
Что – «понятно», мы так и не поняли.
Я стоял, опершись ладонями о перила, ждал, когда же он нас отпустит. Перила были скользкие и холодные, ладони были потные и горячие.
Ждал – ну и дождался. Ладонь моя поскользила вниз, вторая, не удержавшись, – тоже, и я ухнул вперед затылком, опираясь на деревянный рельс. Хорошо – ноги успели сделать в воздухе поворот, и я, с трудом вскочив на перила, оседлал их, словно дикого коня прерий.
Штаны плавились и горели; ветер плевал в лицо; на поворотах меня заносило вбок и стремительная сила инерции норовила швырнуть в окно. Уж не знаю, как я удерживался в седле, наверное, есть на свете какой-нибудь пионерский бог, с которым не очень-то любят связываться законы физики.
Четвертый этаж, третий, второй – подо мной уже была пустота. Я летел, подхваченный смертью, в холодные лапы вечности.
Удар – в глазах потемнело, лишь одна печальная звездочка сияла мне из пустой глубины.
Я смеялся, я был ей рад, я читал ее простые слова. И вдруг понял, что-то в этих словах не то, над воротами в рай таких слов обычно не пишут.
«30 лет на страже счастливого детства». Звездочка была круглая, как медаль. И пустота, в которой она висела, была прикрыта черной пиджачной диагональю, застегнутой на блестящие пуговицы.
– А вас, Филиппов, – сказал директор веселым апостольским тенорком, – завтра, когда пойдете на чемоданную фабрику, я назначаю старшим.
15
Женька как в воду канул. Битый час я прождал его на ступеньках школы, но он почему-то не выходил. Правда, Капитонов сказал, что видел его с директором, но это он, по-моему, врал – с директором был я, а не Женька, это я помню точно.
А Женька стоял тем временем в коридоре и разбавлял серым своим костюмчиком тоску зеленую стен. Напротив, держась за пуговицу, стоял директор Василий Васильевич. Капитонов был по-своему прав.
Коридор был пуст и уныл, как всегда, когда уходит вторая смена. Где-то в классах тоненько пела нянечка и подыгрывала себе на швабре.
Василий Васильевич молча поглядывал на часы – он поглядывал на них уже минут двадцать, а Женька все эти двадцать минут стоял
пригвожденный к стенке печальным взглядом директора.
– Ага. – Василий Васильевич щелкнул пальцем по циферблату. – Как родители? Живы-здоровы? А вообще – как? Ладно, это потом. Идемте.
Они
