утром она, еще не накрашенная, но все же – довольно красивая той красотой, что есть у каждой молодой девушки – спросила:
– Вовусик! А не пора ли нам завести ребеночка?
Константинов вскипел. Он едва сдержался и аккуратно положил телефонную трубку на рычаг. Еще немного – и он дал бы ей в лоб этой самой трубкой, но он сдержался.
Он присел на край кровати. Девушка призывно раздвинула длинные ножки.
Константинов увидел на тумбочке рядом с кроватью градусник и сразу понял, ГДЕ она измеряла температуру. ЧТО она хотела узнать.
– Пора, – глухо сказал он.
Он смотрел на тумбочку – этот градусник не давал ему покоя.
– Пора, – повторил он, – собирать тебе чемоданы и УБИРАТЬСЯ ОТСЮДА К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!!
Девушка – себя она называла Алей, хотя по паспорту звалась весьма прозаично, Еленой – вздрогнула и поджала ноги.
– Вали отсюда. И чтобы я больше тебя не видел!
В тот же день, выслушав истерику, упреки, мольбы, жалобы и еще одну истерику – под занавес, он вызвал слесаря и поменял в доме замки.
Целую неделю ему хотелось набить каждой встреченной молодой особе морду. А через неделю он пришел в себя и понял, что с ним творится.
Он не стал женоненавистником, нет. Он просто завершал свой круг, хотя еще и не понимал этого. Он приблизился к Ирине – достаточно близко для того, чтобы снова вернуться на орбиту. Ее притяжение оказалось неимоверно сильным; она была единственной звездой в этой галактике.
Он не стал противиться своему чувству. Хотя нет, не чувству, правильнее было бы сказать – ощущению. И начал он совсем по-мальчишески – караулил в машине рядом с ее домом, благо стекла у "Мерседеса" были тонированными.
Через неделю ему удалось узнать, где она работает и во сколько заканчивает работу. А затем он… объявился.
Они стали встречаться. Куда-то вместе ходить, ужинать, перезваниваться… Константинов осторожно расспрашивал ее о семье, Ирина хмурилась, а он – втайне радовался тому, что она хмурилась…
Так продолжалось три месяца. Вполне невинные отношения. Просто встречи старых друзей – правда, чересчур регулярные.
А потом… Он и сам не знал, как это получилось. Он этого очень хотел, но боялся настаивать, и, тем не менее, все получилось.
Они снова стали спать – как когда-то, одиннадцать лет назад.
Константинов был поражен. Ирина, конечно, постарела. Груди у нее отвисли, бедра стали шире, на боках появились растяжки, в подколенных сгибах стали просвечивать первые набухшие вены…
Но он был поражен вовсе не этим. Совсем другим – своим отношением к переменам, произошедшим с ней. Ему все это нравилось!
И морщинки у наружных углов глаз, и глубокая складка на лбу и даже растяжки на ее погрузневшей попе, – все это было настоящим. Честным. Он испытал странное чувство – словно все эти годы жил вместе с ней, знал историю каждой ее новой складочки
