дюжих телохранителей с пиками с руках, расчищая дорогу.
Как и надеялся, среди работающих мелькнула оранжевая хламида отца Дитриха, он руководит инженерами так умело, словно всю жизнь только и возводил соборы, а не жег людей на кострах. Правда, это я так, со зла. Жечь стал, понятно, сравнительно недавно, не родился же Верховным Инквизитором, а раньше вообще неизвестно кем и был. Может, и в самом деле строил.
– Отец Дитрих!
Он обернулся, ряса в опилках и брызгах извести, даже волосы испачканы, но в глазах тихая и совсем неинквизиторски светлая радость.
– Сын мой, – сказал он отечески, – можешь возрадоваться, стройка идет даже быстрее, чем рассчитывали!
Я ухватил его руку и поцеловал.
– Вашими усилиями, отец Дитрих.
Он помотал головой:
– Нет, здесь строители смышленее. И умелее. Никогда соборы не строили, но быстро ухватили, что и как делать. Словно им Господь сам подсказывает!
Я засмеялся:
– Думаете, в таком великолепном соборе и другие ощутят присутствие Творца?
Отец Дитрих посмотрел с ласковой укоризной.
– Бог, – ответил он мирно, – который позволил бы нам удостовериться в своем существовании, был бы не Богом, а идолом.
Я пробормотал в неловкости за глупую шуточку:
– Гм, ну да… Я рад, что вам эта стройка нравится.
Он тяжело вздохнул:
– Я и рад бы забыть, что я еще и Великий Инквизитор! Но то и дело приходят просьбы вернуться в Зорр или в другие королевства, разобраться с нарушениями церковных законов. Всем кажется, что самое важное именно у них. Но направляю туда лишь легатов да подписываю разные указы и постановления. У них просто святые места, если сравнивать с тем, куда вы нас привели…
Я виновато развел руками:
– Увы…
Он сказал отечески:
– Не извиняйся, сын мой, ты сделал великое дело. Мы должны радоваться тяжелой работе, а не прятаться от нее, как собаки от мух. Всем нам, чего греха таить, хотелось бы беспечной жизни. Но никто еще не попал в рай, лежа на диване и попивая сладкое вино! А вот с поля боя, с креста, плахи, из застенка… Господь наш взошел в рай в страданиях, так почему же мечтаем попасть туда, возлежа на перине из лебяжьего пуха? Разве нам не указано на примерах, что надо идти до конца? Каким бы тернистым ни был путь?
Я зябко повел плечами:
– Такие страсти говорите. Но это сейчас мир жесток. Но когда-то жизнь станет мирной?
– Мирной никогда не станет, – заметил он.
– Что, всегда воевать будут?
Он посмотрел удивленно:
– Почему воевать? Люди могут страдать не только в условиях войны. Старое сдается с трудом, первый ряд воинов обычно гибнет… Они уж точно попадут в рай. Как и те, кто напряженно трудится всю жизнь, забывая о мирских радостях.
– Это
