о себе беспокоюсь, – оскорбился актер. – Я за всех морячков переживаю… За ребятишек наших, за пацанчиков… – Возможно, то была роль революционного матроса – есть такие спектакли в репертуаре советских театров.
– Пусть морячки трудятся, – сказала левая активистка.
– Устал народ. Думаешь, легко доски носить… Пожалеть надо мужиков.
– Славянин, что с него взять. Славян в лагеря сгоняют, чтобы трудились, – заметила француженка, – иначе они работать не могут.
– Много ты о славянах знаешь, – процедил лысый актер. – А что лягушатники жадные, это тебе всякий скажет. Сиди на своей коробке с деньгами.
– На этом корабле не должно быть ничего, что вызывает презрение и насмешку. Здесь не будет ничего, что получено средствами спекуляции – а не простым трудом, – сказал капитан Август.
– А доски-то как получить?
– На северный причал пришел сухогруз из Бразилии, привезли какао-бобы. Нужны рабочие. Мы будем носить мешки с бобами и заработаем деньги. На эти деньги купим доски. Хорошие крепкие доски.
– А разве обмен на прокладки – это не то же самое?
– Нет, – сказал Август. – Здесь все честно. Здесь нет бракованного и списанного со склада товара. Здесь нет ловкости. Просто честный труд. Кто со мной – мешки с какао носить?
– И снова вы меня изумляете, капитан, – сказал английский профессор. – Вы, оказывается, отрицаете базовые ценности цивилизации – рынок и обмен? Смело, очень смело. Вам приходилось читать труды Броделя?
– Нет, не приходилось. Кто со мной мешки с какао носить? – повторил Август.
Безропотные немцы подняли руки. Август сказал:
– Значит, если считать со мной, – всего трое. Кто еще?
Я встал рядом с ними. Лысый актер (он съел тем временем две банки сардин) подошел к нам.
– Ладно, сыграю роль грузчика.
И мы пошли на северный причал. Вслед нам неслось насмешливое клокотание Цветковича.
Глава седьмая
Высокий досуг
Первые пять мешков я осилил на кураже, а потом ноги подкосились.
Кое-какой рабочий опыт у меня имелся, но его оказалось недостаточно.
В юности, когда меня исключили из школы (я рисовал антисоветские стенгазеты и клеил их на стену в классе), я несколько месяцев работал на вокзале, носил ящики. На Казанском вокзале путь от перрона до пакгауза был коротким, ящики мы наваливали на тележку, и порой мне случалось ехать на них верхом. Работа не кажется особенно тяжкой, если тебе шестнадцать лет и ты усвоил главное правило – вовремя перекурить. На работе не надрывались, а проводили время. Советская власть развивала в трудящихся исключительное жизнелюбие и даже гедонизм. Один из вокзальных грузчиков носил в кармане стакан – деталь поразительная: а) стакан легко разбить, б) пить можно из горлышка, зачем стакан? Но коллега-грузчик был эстет и водку переливал непременно в стакан, а работал неторопливо, чтобы не задеть
