наш корабль стоял на приколе – жизнь матроса тяжела и в порту.
И я это в полной мере осознал, подхватив наши чемоданы.
Помню, Саша предложила мне не надрываться, волоча чемоданы по лестнице, а столкнуть багаж вниз по ступеням, будет проще и быстрее; но я отказался. Надо сказать, предложение я оценил: мне дали понять, что в дальнейшем будет несладко и следует беречь силы. Тем не менее я отказался и потащил баулы вниз. Принято считать, что спускаться легче, чем подниматься, – это верно, но нести чемоданы вниз и вверх по амстердамским лестницам одинаково тяжело. Там и без чемоданов непросто. Однако я их донес. Зачем, спрашивается, было до того тащить чемоданы наверх? Зачем было набивать их бессмысленной поклажей? Но терпение, терпение! – нельзя волноваться по пустякам.
На улице Август поехал вперед, а мы ковыляли за его велосипедом по лужам – но, сжалившись над нами, Август слез с седла и привязал наши чемоданы к раме. В карманах у капитана Августа было много всякой всячины – потом я в этом не раз убеждался, – он достал моток веревки и прикрутил поклажу.
– Караван беженцев, – сказал Август. – Поход через пустыню Египетскую.
Все-таки он был воспитанник иезуитов, и речь его, как и его карманы, была напичкана разными странностями и прихотливыми загогулинами.
Египетскую пустыню амстердамская слякоть не напоминала ничем – слишком мокро. Я сообщил об этом Августу.
– А может, уже эта, как ее, манна небесная полилась? – предположил капитан.
Через минуту веревки лопнули, чемоданы наши упали в лужу – я ждал теперь любого подвоха в любой момент и уже ничему не удивлялся.
– Подвели веревки, – сообщил Август. – Сгнили давно.
– Как это: веревки сгнили?
– В порту беру, на старом складе – там разное барахло еще с войны лежит. Иногда хорошие вещи находим. А вот веревки – подвели.
– А зачем же их брать? – изумился я, и мысль о корабле, болезненная мысль о дырявой посудине, на которой нам предстояло ночевать, пришла в голову и уже не уходила.
– Как – зачем брать? – не понял вопрос Август. – Это отличные веревки. Просто гнилые.
– Пойдем скорее, – сказала моя жена, – дети простудятся. – И добавила (помню, вопрос прозвучал столь дико, что на него никто не ответил, но на мгновение все словно оцепенели): – А на корабле есть отопление?
Помолчали.
– Одежду сушить, – пояснила жена тихо.
– Уже почти пришли, – ответил ей Август.
– А то в чемоданах, наверное, одежда промокла.
– Скоро уже дойдем, – успокоил ее Август. – Сейчас свернем в промзону, а потом будет порт.
Мы свернули с улиц в так называемую промзону, где, впрочем, никакой промышленности не было. Никто ничего здесь давно не производил, кранов и тягачей я не заметил; матросов и шкиперов тоже не было. То был район пустырей, луж, бетонных заборов, фанерных сараев и костров, возле которых грелись нищие. Один из таких костров горел подле заброшенного остова
