– у кого на макушке, у кого под носом. Бледные подростки с возбужденными красноватыми глазами о чем-то громко говорили на голландском, немного грубоватом для слуха языке. Голландский для русского уха интересен тем, что самые безобидные вещи звучат на нем вызывающе, в благопристойном обществе и не произнесешь. Например, фамилия знаменитого историка Хейзинги звучит как «Хуйзинка», а стандартное приветствие «с добрым утром» звучит как «хуеморден». Вот и эти свободные люди, сидя подле огня, беспрестанно желали друг другу доброго утра, поминали великого историка – и меланхолично смолили косяк марихуаны. Не похоже было, что они что-нибудь ищут – у меня была стойкая уверенность, что они уже все, что хотели, нашли.
Знаю, знаю, что вы сейчас скажете! Сам признаю, что был книжным мальчиком, мимо меня прошли искания современности: я никогда не занимался инсталляциями, не посещал дискотек, не входил ни в какие кружки… Знаю сам, что это снобизм и чистоплюйство. Уж и доброго утра ему не пожелай по-голландски, ранимый какой нашелся. Но что поделать, правда требует точного изложения событий – я не ценил все то, что представлялось несомненной ценностью для Августа.
– Вот когда наш корабль поплывет… – пробормотал Август.
И я понял, чего он хочет: чтобы вот такой караван-сарай, сквот с бродягами, притон бездельников с лиловыми патлами кочевал от города к городу.
– Скажи, – спросил я (о, я был ужасным занудой, вечно выяснял отношения и спорил), – скажи, Август, эти бродяги что здесь делают? Работают над чем? Они вообще кто?
– Люди.
– Хорошие люди? Или бездельники? Все эти ваши современные художники и хиппи – это же обыкновенные паразиты…
– Ну что ты, – мягко сказал Август. – Не суди строго. Среди них есть прекрасные товарищи.
– Нашел среди них матросов?
– Здесь – одного. Удивительный человек, современный композитор. Я вас сейчас познакомлю.
– Композитор? – Слово солидное, вызывает уважение.
– Да, суперконкретная музыка. Играет на консервных банках. Когда починим корабль, мы пойдем по рекам Голландии, и на каждом причале Йохан будет играть свой концерт. Верно, Йохан?
Молодой человек с лиловыми волосами и татуировкой на шее помахал рукой и громко пожелал нам доброго утра. Кстати, я заметил у его ног несколько консервных банок – ребята завтракали, но одновременно и запасались музыкальными инструментами. Интересно, хотел спросить я, банки из-под тушенки и из-под кильки в томате – рознятся так же, как инструменты от Амати и Страдивари? Но не спросил, решил быть вежливым.
Хоть я был молод, жизнь успела кое-чему научить. Как-то, будучи в гостях у немецкого скульптора, я поинтересовался, что это за свалка ржавого железа во дворе – помойка или инсталляция. Оказалось – инсталляция, и больше меня в ту мастерскую не звали. Так что и вопросов о консервных банках я задавать не стал.
– Поплывем по рекам с концертной программой? – спросил я.
– Конечно.
