кивает.
– Но вчера вы говорили, что они пытаются помочь нам, восстановить все с нуля и…
– Так и есть, Ария, – обрывает он меня. – Но это восстановление мира не касается нас и никогда не коснется. Они воссоздают его для себя. Исключительно для тех, кто называет себя высшим классом. Есть два типа людей: элита и рабы. И теперь ты понимаешь, к какой категории принадлежим мы.
– Олдос, почему вы мне об этом говорите? Я видела вашего сына, Каса. Он рассказал вам что-то нехорошее, да? Он знает, кого казнят в этом году?
Сосед горько ухмыляется и по-отечески гладит меня по голове.
– Нет, – говорит он. – Кас мне ничего не сказал.
– Но после его визита вы очень изменились, – не отступаю я.
– Не слишком приятны споры отцов и детей, – отвечает Олдос. – Когда у тебя появятся свои дети, ты поймешь, как мало знаешь об этом мире.
Я не совсем поняла суть его ответа. Олдос так и не раскрыл цель визита своего сына и смысл их разговора. Он просто свернул с этой темы, подменив ее другой.
– Если что-то со мной случится, – говорит он, но я не выдерживаю и вскрикиваю, обрывая его на полуслове.
– Да что происходит? – напугано воплю я. Соседей в доме не осталось, поэтому своей выходкой я не привлекаю ничье внимание. – Откуда у вас такое настроение? Вы явно что-то не договариваете.
Как ни странно, Олдос не укоряет меня за эту вольность.
– Ария, – тихо говорит он. – Произойти может всякое. Казнь – как русская рулетка. Вся наша жизнь – игра с судьбой, и иногда мы проигрываем. И если сегодня проиграю я, пообещай мне, что будешь вести себя безопасно. Ты молода и темпераментна, и твоя юная горячая кровь может вывести тебя не на ту дорогу. В погоне за правдой ты можешь потерять все и всех, кто тебе дорог. Ты можешь потерять саму себя. Поэтому, если у меня все же не получилось отговорить тебя, а я знаю, что внутри тебя, возможно, уже зарождаются бунтарские планы, будь осторожна.
Потрясенно смотрю на Олдоса. Бунтарские планы. Нет, планов пока я не строила. Но с этой самой минуты я начинаю об этом всерьез задумываться. Внутри меня все перевернулось с ног на голову, и речи Олдоса, отдающие самым настоящим прощанием перед казнью, заставляют содрогнуться от ужаса.
– С вами ничего не случится, – уверенно говорю я. – И я обещаю, что буду вести себя безопасно. Только, пожалуйста, не надо больше этих траурных монологов.
Олдос улыбается и кивает. В эту секунду из уличного громкоговорителя раздается мелодия, призывающая на городское собрание. На казнь. В течение десяти минут мы должны быть в парке и занять места в зрительной зоне. Хватаю плед, Олдоса подмышку и вместе мы бежим к моему отцу и Эль, которые, вероятно, меня уже заждались. Несмотря на свой возраст, дядюшка бегает довольно быстро. Вскоре мы уже нагоняем толпу и находим папу. Он удивленно смотрит на нас, и кивком головы призывает идти за ним. Находим свободное место на траве
