произносит он сурово. – Трое из них сегодня отправятся в мир иной, и только двоих ждет помилование.
Моя голова больше не соображает, практически не чувствую своего тела. Хочется закричать, броситься на сцену и вымаливать прощение для папы и Олдоса, предложить себя в обмен на них. Но понимаю, что делать это бессмысленно. Да и жертва моя не нужна Совету. Ощущаю полное бессилие перед выдуманным кем-то много лет назад городским порядком. Смертная казнь – слишком жестокая мера для людей, вина которых, по сути, ничтожна и малозначительна.
Наш мир отказался от тюрем. Людей просто убивают и кремируют. Небольшая печь для сжигания трупов занимает куда меньше места, чем камеры для провинившихся. А наш город итак имеет слишком плотную застройку и довольно маленькую территорию. Думаю, что если бы в Стекляшке все-таки и была тюрьма, то в нее бы заключали каждого второго жителя. Да просто так. Чтобы другим неповадно было. Казнь в этом плане гораздо проще: убил и забыл. А содержащихся в тюрьмах преступников ведь нужно кормить, поить и одевать. Неплохая экономия получается. Да и смерть людей страшит куда больше, чем временное ограничение свободы. Вот и ходят все, как шелковые. Мы итак пожизненные заключенные. Только вместо металлических решеток – большая и высокая стена. У нас на всех одна общая камера. Камера под открытым небом.
Несмотря на то, что на отце и Олдосе больше обвинений, чем на остальных, стараюсь держаться за последние оставшиеся в душе крохи надежды. Двоим из черного списка казни сегодня сохранят жизнь. Возможно, это будут именно они. Но мой разум просит, чтобы я не обманывала ни себя, ни его. Снова плачу. Мы с Эль и Виктором сейчас единое целое. Они обнимают меня с двух сторон, словно боятся, что я могу рассыпаться. Чувствую, что действительно могу.
– Те, кого я назову, – говорит Теодор, – встаньте от меня по левую сторону. Остальных попрошу остаться на месте.
Внутри снова все замирает, я готовлюсь услышать вердикт градоначальника.
– Лея Суарес, Арон Пински, – произносит глава Совета. – Подойдите.
Арон с побелевшим от ужаса лицом послушно следует его указаниям. Лея держит за руку Игната, и не покидает своего места.
– Лея Суарес, – звучит требовательный голос Теодора.
– Я останусь здесь, – отвечает девушка.
Обвиняемых разделяют на две части. Одни получат смертельный укол в вену, вторых ожидает высечение прутьями и свобода. Нутром понимаю, кого Совет намерен отпустить, а кого уничтожить. И Лея, судя по всему, понимает. Глава города недоволен тем, что ему противятся. Такое, скажу, бывает крайне редко. Он жестом подзывает к себе охранников, и те насильно забирают бьющуюся в истерике девушку. Лею отводят к Арону и удерживают на месте, заломив ей руку за спину.
Сердце бьется, как ненормальное.
– Лея и Арон, – говорит градоначальник. – В этом году Совет принял решение
