снял с иконы холстину, и по покою прокатился возглас удивления. Белоозерский игумен подошел к иконе, остановился и вымолвил шепотом:
– Чудо зрим, сотворенное рукой человека.
Но боярин, встав, подойдя к иконе и отодвинув рукой игумена, присмотревшись, закричал:
– В чем чудо узрел, отче? Очи на иконе не Христовы. Человечьи глаза у Сына Человеческого. Аль ослепли?
– А какими им надлежит быть у Спасителя? – спросил Паисий.
– Божественными!
– Да Христос-то смотрит на многострадальную Русь! С состраданием смотрит!
– Не должно быть в его глазах сострадания. На наших смердов надобно Христу зрить устрашающе. Кто писал неправедные глаза? Ты, старик, видать, утерял веру во власть Господню?
– Я написал очи Спасителя! – сказал Андрей, покрываясь крупными каплями холодного пота.
– Да кто тебе, смерду неразумному, дозволил свершить святотатство?
– Я дозволил боярин, – сказал Паисий. – Благословлен Андрей мной на живописное сотворение сего образа.
– А я не признаю его написания. Икону приму, когда на ней будут написаны Божественные очи, вселяющие Господне всемогущество.
– О сем не тревожьтесь. Он глаза перепишет, – успокаивающе ответил игумен монастыря. – Паисий, накажи очи заново написать!
– Я не стану написанное рушить! – выкрикнул Андрей и, рывком кинувшись к иконе, заслонил ее собой.
– Как это не станешь? Ежели я повелю!
– Не стану!
– Ах ты, оборотень! Как смеешь перечить мне?
Боярин, покраснев от злости, ткнул Андрея посохом в плечо. Юноша от боли вскрикнул. На его правом плече, на рубахе, появилось кровяное пятно.
– Да я тебя в яме сгною!
Крича, боярин снова замахнулся посохом, но Андрей шагнул к боярину и вырвал посох.
– За что обидел?
Боярин, пятясь, запнулся ногой за половик и упал бы, если бы его не подхватили монахи. Паисий, встав между Андреем и боярином, тихо произнес:
– Опомнись, Андреюшко!
Андрей, бросив на пол боярский посох, выбежал из покоя и направился к любимым березкам, добежав до них, задохнувшись, плашмя упал на землю, содрогаясь в рыданиях…
Вечером, когда благовестили ко всенощной и лесная река слушала голоса певучей меди, когда на небе вызолотился серп молодого месяца, Андрей Рублев, не перенеся обиды, трогательно простился с Паисием, не вняв его уговорам, нарушив завет Сергия Радонежского, ушел из монастыря.
Андрей понимал, что уходил в мирскую жизнь, переполненную всякими обидами из-за людской несправедливости и зависти. Он был уверен, что глаза Христа написаны им правильно и придет время, и ему поверят, что именно такими глазами Сын Человеческий может смотреть на многострадальную Великую Русь…
Глава пятая
1
Проклятие
