в воде? – Не прикасаясь к спичке, Люсин направил на нее семикратную линзу. – Она что, масляная? Или это…
– …помада, ты хочешь сказать? – Крелин закрыл бюкс и спрятал его обратно в карман. – Скорее всего, помада.
– Это легко определить с помощью хроматографии. – Люсин придвинул к себе перекидной календарь и сделал заметку на понедельник. – Покажи-ка мне еще раз ту сигарету размокшую…
– Хочешь взглянуть, не окрашен ли фильтр? – улыбнулся Крелин. – Нет, братец, не окрашен. – И как бы вскользь заметил: – Не следует забывать, что подошва явно мужская. Размер сорок два с половиной.
– Всякое в жизни бывает… Но раз помады на фильтре нет, не будем отклоняться в сторону. Вопрос о роковой красавице, стоящей на стреме, снимаем. Тем паче, что при выполнении столь ответственного задания от курения лучше воздержаться. Что за сигарета?
– Марки «Пэл-Мэл» с суперфильтром.
– От «Дымка» до «Пэл-Мэл»! Недурной диапазончик.
– Звучит как заголовок… Картинка вырисовывается!
В отличие от аналитика Крелина, кстати химика по образованию, Люсин слыл интуитивистом. Все знали, что он первым делом рисует в своем воображении «картинку», а уж потом дополняет ее конкретными подробностями. Так было, когда он нашел ольховый листок в манжете брюк пропавшего иностранца, пряжку лифчика, которую «кукольник» Бобёр приспособил под грузило для удочки, «макаронину» американской взрывчатки – в тугаях Амударьи. Во всех трех случаях он еще ничего не знал, расследование только-только разворачивалось, но «картинки» возникли. Перед внутренним оком его пылало и не могло закатиться вечернее солнце, пробивающееся сквозь черный ольшаник, меркли, но не исчезали лиловые облака в оранжевых лужах на глинистом проселке. Он ясно увидел вдруг сумасшедшего «кукольника», сладострастно сжигающего в пламени свечи пятифунтовые банкноты. А когда взрывчатка навела на след контрабандистов, то он тут же оборвался, этот остывший за пять месяцев след. Люсин долго не мог избавиться от преследовавшего его образа суфийского старца с нищенской чашей из кокосового ореха и четками из финиковых косточек.
Эта непроизвольная игра воображения, строго говоря, не помогала Люсину в его розыскной работе, хотя не будь ее, он вряд ли смог бы по-настоящему себя проявить. «Картинка» играла двоякую роль: когда под ударами действительности – вещественные доказательства, показания свидетелей, заключения экспертов – она начинала рушиться, он неосознанно сопротивлялся этому, пытался спасти неотвязный, надоедливый, но столь необходимый ему мираж. «Картинка» была нужна ему на первых порах, когда все непонятно, следов практически нет и вообще неизвестно, с чего начать. Она рождалась из внутреннего протеста перед полнейшей растерянностью, мобилизовывала на быстрые, решительные действия. Часто это приводило к ошибкам, но взятая на старте скорость позволяла их вовремя исправить. У следователя-аналитика возникали гипотезы, верные или неверные, не в том суть. Люсин же не мог мыслить абстрактно, он шел наперекор дедукции. Таков уж был его
