style="font-size:15px;"> Сердце колотится: так громко, что мне чудится – каждый удар эхом отдаётся под сводами разрушенного цеха…
За расколотой стеной – широкий пустырь. Его края теряются в тумане. Всего несколько уцелевших зданий угадывается вокруг неясными силуэтами. И ближний среди них семиэтажный корпус института – мрачный, тёмный, зияющий глазницами выбитых окон.
Лаборатория отца – у самой крыши. Окна выходят в сторону промзоны. Оттуда и правда можно смотреть на это.
Я думал, что будет страшно.
А оно – красивое… Ещё красивее, чем алый цветок.
Воздух над пустырём колышется, словно в полдень над горячим асфальтом. И там, в зыбком мареве, как снежинки на свету, вспыхивают мириады искр. Кружатся в причудливом танце.
К яркому зрелищу не хватает лишь мелодии. Вместо неё – монотонный гул, который я чувствую даже кожей…
Мы сворачиваем. Двигаемся вдоль кромки развалин. Вероятно, Петрович думает опять выйти к маршруту Белика.
Но через десяток шагов мы оказываемся у края обрыва. Раньше он был замаскирован дымкой. А сейчас…
Я осторожно смотрю вниз и торопливо отшатываюсь.
Очень высоко – дна не видать в тумане. Отвесная, будто срезанная лезвием стена.
Тут не спустишься.
Петрович и сам это понимает. И потому мы идём вдоль обрыва – напрямик через пустырь.
Туда, где хаотично клубятся эти красивые искры.
Я зачарованно их разглядываю.
Из хаоса рождаются полосы, круги… Сверкающие блёстки начинают складываться в настоящие геометрические фигуры. Лишь на мгновение. Опять рассыпаются и заново складываются, будто кто-то встряхивает огромный калейдоскоп.
Петрович ускоряет шаг.
Мы уже почти бежим, проваливаясь в изрытую землю.
А «снежинки» над пустырём порхают в новом танце. Причудливые фигуры сливаются в одну огромную, заслоняющую полнеба. Там, внутри, мерцает многогранник. Мерцает и вращается – как ротор в электромоторе.
Или как нож в мясорубке…
Мы бежим ему навстречу!
С каждой секундой он ускоряется. От мелькания огней уже рябит в глазах. А от нарастающего гула закладывает уши и начинает болеть голова.
Я спотыкаюсь. Мне плохо и жутко.
А ещё стыдно.
Чем я тут собирался хвастать перед мальчишками?
Дурак!
Может, ещё не поздно повернуть? Если спрячемся в развалинах, вдруг нас не найдут – и волки, и те, двуногие?
Петрович оглядывается, указующе машет рукой. Что-то выкрикивает.
Я тоже всматриваюсь в дымку – впереди над обрывом. И сердце радостно ускоряется – да ведь там мост!
Спустя десяток шагов картинка ещё яснее. Не мост, а рухнувшая поперёк огромной трещины в земле опора высоковольтной линии. А нам без разницы – главное, по ней мы переберёмся на другую сторону!
Выскочим из смертельной, сверкающей карусели…
Туда,
