эшелон останавливался часто, стояли подолгу. Ехали весело, харчей вдоволь. Кроме того, что давали в армейском пайке (кухня походная в переднем вагоне на ходу готовила горячую пищу), на станциях компания ловкостью рук добывала и деньги, и продукты. Местные жители выносили на продажу вареную картошку, жареных кур, уток, яйца, творог, овощи и другую снедь. По прибытии эшелон встречали, как и положено встречать бойцов Красной армии, доброжелательно, с улыбками. Женщины зазывали к своим корзинам:
– Берите яблочки! А вот сальце с чесноком соленое!
И братва берет… особенно когда эшелон трогается – хватают и бегом в вагон. А вслед крик:
– Ах, чтоб тебя! Вот так бойцы! Мы таких эшелонов не видали!
В вагонах смех и возбужденная суета. Рассказывают о только что происшедшем на станции.
Егорка Шкет, очень довольный собой, весело изображает:
– Я беру у нее всю кастрюлю с картошкой, а баба верещит: «Куда же ты с посудой тянешь?» А я ей: «Мамаша, картошка же горячая, без кастрюли нельзя». Она: «Так как же так!» А я: «А вот так!» – и ходу.
На какой-то большой станции роты водили строем в баню, чтоб не завшивели в дороге. В бане помылись, а Тихушник с Боровом успели еще и две квартиры раскурочить недалеко от бани. Брали гражданскую одежду и обувь. «Пригодится», – сказал Серый, раздавая шмотки, чтоб положили в вещевые мешки.
Кроме станционных базарчиков и квартир, курочили еще товарные вагоны и контейнеры во время стоянок: «краснушникам», специалистам по кражам на железной дороге, было широкое поле деятельности – пути забиты товарными составами. Опытный «краснушник» по запаху определяет, что в закрытом вагоне или контейнере: обувь, одежда, меха, мебель… не говоря уже о продуктах или парфюмерии. В вагоне Ромашкина такого искусника не было, но в соседнем вагоне ехал Жорка Нос (кличка явно профессиональная). Этот Жорка на станциях работал на всех. Идет вдоль товарняка, остановится, принюхается, подумает. Все, кто идет за ним, ждут. Жорка показывает: «Здесь пшеница в мешках». Идет дальше. «Здесь цемент в бумажной упаковке. О! Здесь консервы, наверное, тушенка, банки смазаны жиром, чтоб не ржавели». – «А может, рыбные консервы или варенье?» – спрашивают сбоку. «Говорю, тушенка, значит, тушенка! – солидно отвечает Жорка Нос. – Давай, раскурочивай, проверь!» И действительно, в контейнере банки мясных консервов в густой липкой смазке.
И опять расстрел
В Казани исчез Миша Печеный. Вышел из вагона вместе с другими штрафниками и не вернулся. Сначала думали, может быть, загулялся и, когда тронулся эшелон, прыгнул в другой вагон. Потом предполагали – отстал и догонит. Но эшелон подолгу стоял на небольших станциях, пропуская пассажирские поезда, а Миша так и не появился.
– Ушел, сука, – зло пыхтел Серый.
С горя, а может быть, от обиды пахан в тот вечер изрядно надрался. Самогону было по потребности. Пьяный, кривя мокрые расползающиеся губы, Серый цедил:
– Сука Печеная, оторвался, предал нас. Он
