уже обзаводились семьями, любовницами, кто-то даже детьми. Ее, десятиклассницу, все это манило и пугало одновременно. Он ждал ее выпускного бала, а она с приближением последнего звонка мучилась все сильнее. Как это – выйти замуж сразу же после школы? Ей хотелось учиться дальше, в школе ей сулили блестящее будущее. Во всех учебниках математики не было ни одной задачи, с которой бы она не справилась. Дома пылились дипломы олимпиад по математике – районной, городской, областной. Предстояло выступить на союзной. Учитель не сомневался, что и там она будет первой.
Чернов смеялся. Он не то чтобы не верил в ее способности, но откровенно не понимал, к чему ей все это. «Разве что в кулинарии, высчитывать пропорции крупы и воды…» Она злилась. На союзную олимпиаду в Москву уехала обиженная. Она заняла первое место и получила все грамоты, какие только возможно. Ее заметили. Пригласили доучиваться в закрытую московскую школу. Обещали стажировку в Принстоне. Солидный профессор в очках с золотой оправой расписывал Люсе грядущие перспективы так заманчиво, что у нее закружилась голова.
Это головокружение помешало ей объяснить Вите все обстоятельно. Разговор не получился. У нее кружилась голова, а у него начисто пропал слух. Вот так они и поговорили. Он ничего не желал слушать. Он понимал только одно – Люся не хочет выходить за него замуж. Он уже купил кольца. Он договорился с бабушкой, что та переедет к матери, уступив им свою квартиру. Хотя бы на первое время. Он присмотрел белое платье, которое ей непременно понравится. А она готова променять все это на какой-то дурацкий Принстон. Ее нельзя было отпускать! Он словно наверняка знал – если она уедет, то никогда не вернется. То есть вернется, конечно, но никогда не будет принадлежать ему. Она будет принадлежать своей дурацкой математике.
После поездки в Москву Люся переменилась. Слова профессора звучали даже в ее снах. Мир оказался больше и шире, чем их дворик. Но она никак не могла сделать выбор. Любовь к Чернову все равно была больше самого большого мира.
Его отчаяние, подогретое уязвленным мужским самолюбием, неожиданно поменяло форму. Он хотел показать ей, что с ним не стоит обращаться как с мальчишкой из параллельного класса, что он уже взрослый, он – мужчина. Соседи теперь часто видели его в компании друзей-однокурсников, навеселе возвращающегося домой. В компании были и девицы с взрослыми, хриплыми голосами. Люся тоже видела их. Девицы казались ей пугающе откровенными и бесстыжими. И еще ей казалось, что любая из них может дать Чернову гораздо больше, чем она.
«Они раскованные, – говорил он. – Вырастешь, сама такой станешь!» – «Никогда!» – ревниво шипела ему в ответ Люся, унося в своем сердце страшное, но заманчивое слово «раскованные». Дома она уходила с головой в математические расчеты, высчитывая свои шансы, чужие плюсы и минусы. Они раскованные, им плюс. Зато никто из них ни в зуб ногой в интегралах. Им минус.
