потолок. Игра теней чем-то напоминала ночную, снежную пургу.
Читать свои стихи Витька начал как всегда неожиданно, в том числе и для самого себя:
За что дана нам яростная грусть
О том, что есть жар-птица за морями?
Я в сани белые сажусь
Занузданные пьяными чертями.
Увидеть раз
И умереть – не грех,
Что может быть безудержней охоты?
И я лечу под сумасшедший смех,
Под неумолчный, чертенячий хохот.
Прости жена,
Прости, что я не смог
В который раз сдержать своей печали,
За то, что на иконе плачет Бог,
За то, что снова сел я в эти сани.
Прости мне мама то, что я седой,
Почти как ты
И в снежной круговерти,
Лечу как в бездну за своей мечтой
Навстречу то ли счастью,
То ли смерти…
Земля дрожит и на дыбы встает,
В лицо то снег, то шерсть с чертей клоками,
Под плетью извернулся левый черт
И вырвал вожжи желтыми зубами.
Теперь мне вожжи – мой нательный крест,
Шнурок суровый сердце рвет на части
Да судоржный, крестоподобный жест
Кривит ухмылкой хрипнущие пасти.
Ты – поле русское!..
Мне слышится набат,
Гул конницы, звон сумасшедшей схватки…
Смотри!..
За брата умирает брат
И рубятся друг с другом братья.
Спаси и сохрани…
Согрей!.. Согрей, смерть, путника в безмерной этой дали,
Как ты когда-то русские полки
Здесь русской кровью щедро согревала…
Голос племянника трагически дрогнул.
«Придумает же!.. – улыбаясь, подумал про себя старик. – И главное, сам-то переживает… Чудно, одним словом».
Прости мне Бог…
Мне водка горло жжет,
А сердце рвет безудержность печали:
Слабеет тот, что справа черт,
А два других вдруг сразу захромали…
И оборвался вдруг чертячий хрип и вой,
Как скошенные – разом – пали черти,
Какая еще бездна предо мной!..
Но стали сани тихим шагом смерти.
Один…
Один!
Какая тишина,
И мертвый скрип и скрежет под ногами…
Мне холодно…
Мне холодно!
И я,
Я плачу над подохшими чертями.
Где ты жар-птица?
Что ты и зачем
Зовешь меня?
Из этой снежной дали
Мне не уйти.
Ведь нет таких коней,
Что
