Весь хутор сбежался смотреть на чуду! Бежали тушить, а увидали чуду!.. Вокруг – сена, скирды! Они должны были пыхнуть тут же! Ни один не пострадал, а Гришкин, так свечкой и догорел дотла! Во-от, тут и подумай, как с Богом играться. Говорили уж тогда, что Гришка черную магию почитывает, а это уже дело темное. Не от Бога. Как Дед наш, Иван Осьпович, сказывал.
– Но я тебе другую историю хочу рассказать про этого Гришку. Уж какой он говорун был – до упаду! Но беззубый!
– Как – беззубый?
– Ну, зубов у него не было! Два клыка торчало!
– Беззубый говорун!
– О-о, говорун, каких поискать! Не знаю, почему, но он вместе с нами, ребятишками, в ночную стерёг быков, лошадей. Может, его нанимали? Бывало, хе-хе… и по головке погладит, и цыбарку табе скрутит, табачку туда и в рот её сунет, да ещё и спичку черканет: «Ну-ка, ну-ка, – подзадорит, – набери поболее дымку и скажи в себя: Эх, мама!»… А опосля деду Ивану донесет, что внук его, Оська, покуривает и покашливает! И всё со смешком, всё со смешком. Ну, мы ему тоже устраивали! Он был страшно трусливый! Особо – змей боялся. А змей у нас было!..
– Змей?!
– О-о, Па-ша! У нас столько всякого дикого зверья было! И зайцев, и куропаток, и диких уток и гусей. Дудака мерено-немерено! А уж змей! Раз весной я быка одного искал и в ложбинку спустился, а нога у меня как-то подвернулась. И я – падать! А луна полная была, светло так! И вот я лечу, вот-вот рукой коснусь земли! Гляжу, мать честная, а он, клубок, катится, живой! И прям на меня! А этот клубок в диаметре примерно метр или больше!
– Какой клубок?
– Змеиный! Представляешь, из него головы торчат и шевелятся! А он сам шипит и катится на меня, как верблюжья колючка! Медленно катится. Как я в него головой не воткнулся, не знаю! Рванулся!
– Какой-то ужастик!
– Чего-чего? Ну, я ж тебе и говорю! У деда нашего Ивана батраки были – Жуковы. Молодая пара. Муж с жаной. Воронежские они были. Эта жана, она вообще змей не боялась! Идет, например, вдоль обрыва, а змеи головы из норок повысунут, а она поймает её, змею, и шею свою обмотает или грудь. И две змеи могла поймать, тогда две груди обмотает и идет по хутору. Змеи сипят и язычки высовывают. Люди стали жаловаться деду Ивану:
– Иван Осьпович! Что это у вас за революционерка такая! Детей пугает!
Иван Осьпович ей запретил так по хутору ходить. Воот, а ты говоришь, змей! А Гришка, он вообще боялся ночью ходить! И пропади они пропадом хоть все быки! Он ложился в свою телегу и засыпал, а лошадь свою он путал и она возле нас стреножная и ходила. Спал, как убитый! Мы его, сонного, вместе с телегой и в яр спускали. Бывало, проснется и не поймет, где и чё с ним! Как начнет дуриком орать! А лошадь у него была старая и смирная. Один раз старшие ребята взяли и обмазали её откидным молоком. Ну, кислым!
– Знаю-знаю, пап! Откидное – знаю!
– Ага! Не поленились же! Всю ночь, пока он спал, мазали её! Ха-ха! Рано утром Гришка проснулся, а мы тут все рядом! Ждем, не дождемся,
