он понес какой-то бред, что в пробках бутылок со спиртными напитками, которые стоят в его баре уже, может быть, вторую тысячу лет, дырочки, какие бывают, если пробку проткнуть иголкой. А раньше никаких дырочек не было. И пить ему коньяк или не пить, он не знает.
– Не пей ничего и вообще ни к чему не прикасайся! Я сейчас к тебе с группой приеду, с криминалистами, понял? Ты меня слышишь? Не пей ничего!
– Слышу, не ори, – сказал Иван нормальным, не дипломатическим, тоном. – Ты только быстрее приезжай, а то мне что-то совсем фигово.
А на даче было сонно, тепло, вода в бассейне мерцала, высвечивая лунную дорожку. Звенели комары, стрекотали кузнечики, прямо лето. Полина уже крепко спала в своей комнате, взрослые сидели на ступеньках веранды, в шезлонгах – кто где – и слушали ночь. Было тихо. Изредка доносился отдаленный звук проезжающей электрички. Участок был огромный, соседи друг с другом не виделись неделями. Забор надежный, охрану Анатолий организует круглосуточную, и не надо никакой заграницы. Надо жить на даче. Так еще утром, вернее, днем, решила Наталья, и никто ее не переубедит. Машка что-то притихла. Она вообще была сегодня на редкость молчаливой. Взгляды, которые она бросала украдкой на Анатолия, выдавали ее с головой. Ох, не надо ей этого, думала Наталья, ох, не надо. Машка не блондинка, ноги у нее вполне нормальной длины, и гламура никакого в помине нет – нормальная женщина. Да еще трудящаяся! Труд у них с Машкой был – не дай Бог каждому! Работали они на ставку с четвертью, восемь – девять суток в месяц. Можно было работать каждый день по восемь часов и еще дежурить, но это было муторно. А так – отдежурил свои двадцать четыре часа, и свободен сорок восемь, а иногда и семьдесят два. Столько можно всего сделать! Мужчины исхитрялись еще и подрабатывать. Летом, правда, вкалывали по одиннадцать – тринадцать суток. Это был очень жесткий режим. Хотя Наталья слышала от одной их однокурсницы, которая уехала к себе на родину – в какую-то из республик на Урале, – что она работает по двенадцать суток в месяц зимой и по пятнадцать суток летом. Представить это себе было невозможно! Жизни, стало быть, никакой, особенно летом, когда все нормальные люди наслаждаются солнышком, теплом, купаются в речке, а тут сплошная работа. Если бы за компьютером сидеть или бумаги перекладывать! Больные дети – это тяжелая, изнуряющая и тело и душу работа, постоянный стресс. Ладно бы дети, а еще есть их родители, которые с первых минут общения ищут виноватых в том, что именно их долгожданный ребенок родился нездоровым. Их тоже надо уметь выслушать, постараться направить энергию в мирное русло, заставить любить ребенка, даже больного, заставить слушать и слышать врача, заставить жить. Мужчины, кстати, долго на такой работе не выдерживают – срываются, начинают грубить, некоторые – пить. Самые «умные» уходят на теплые местечки, ну, например, Госмеднадзор. Классное место, хорошая зарплата, и никаких тебе мыслей типа «как там Иванов, набрал ли он свои граммы, как там у Петровой анализы». А спишь каждый
