охранника на прицеле, я прислонила Алана к стене. Ласково предупредила «железобетонного»:
– Видишь какие большие дырки умеет делать эта игрушка? Дернешься – следующая будет у тебя в голове.
Отобрала у него «стечкин» и шокер и, поигрывая пистолетом, вежливо спросила:
– Мальчик, где же твои друзья?
– Когда надо, друзья – рядом, – ответили откуда-то из-за моей спины. Рывком обернулась. Нет, я не испугалась. Я могла бы узнать этот голос среди тысяч голосов.
В дверях служебного хода – коренастая, будто из камня высеченная фигура. Седой ёжик волос. Морщины у век собрались в такую родную паутинку. И оттуда, из глубины – внимательные зрачки…
Михалыч. Мой Михалыч. Старик.
– Здравствуй, Таня.
– Здравствуй…
Это он, конечно, он! Живой и здоровый. Броситься к нему, обнять… Но что-то останавливало. Что-то в его глазах… Какое-то отчуждение между нами.
– Почему ты привела этих людей, Таня? – спросил он очень спокойно.
– Они – друзья.
– Неправда. Это неправда.
Знакомой пружинистой походкой Старик шагнул к осевшему на пол американцу и я вскинула пистолет:
– Не смей!
Я будто кожей чувствовала исходившую от Старика опасность. Он – чужой! Совсем чужой.
– Ты ведь не выстрелишь в меня, Таня, – краешками губ улыбнулся Михалыч и сделал ещё один шаг.
– Убей его! – глухо забормотал Алан, – Убей! Помнишь, я говорил тебе про того, кто всех предал? Это – он!
– Ложь, – покачал головой Старик.
– И та история с трибуналом, – продолжал американец, пытаясь отползти от Михалыча, – Всё было задумано, чтобы одурачить. Инсценировать побег по дороге в Питер. И продолжить игру. Поэтому я так спешил, Таня. Я знал, что он может раньше нас выйти на физиков…
– Он лжет, – вздохнул Старик, – Никакой инсценировки. Мне действительно удалось бежать.
– Убей его, Таня! Убей! – повторил Алан, – Не слушай. Он умеет заговаривать зубы! Они не допустят, чтобы мой доклад ушел в Вашингтон… Спецоперация. Меня ликвидируют, а всё спишут на Подполье!
Михалыч насмешливо покачал головой. Совсем как прежний… Мой Михалыч. Если бы тогда, в ночном Курске, ты не подобрал избитую до беспамятства, тощую девчонку с простреленными ногами, не пришлось бы сейчас удерживать на курке дрожащий палец… Всё окончилось бы намного раньше. Скорее всего, в ту самую ночь. Два месяца провалялась и тебе удалось-таки меня выходить…
Но это где-то там в прежней жизни. Палец на спусковом крючке деревенеет. «Ты должна его убить»– неумолчным гудением отзывается внутри каждая фраза Алана. «Должна, должна…»
Я и сама знаю, что должна. Я знаю, что Михалыч – враг… Вот только откуда я знаю? Откуда подкатывающий к горлу комок страха и ненависти?
Мой это страх… или страх скорчившегося на полу Алана?
