взоры, готовые тут же зажечься, встреться они с ее глазами, но она избегала этого. Светское равнодушие засквозило в ее интонациях. Однако я был не прав. Мы стояли прямо напротив дверей, ведущих в часовню. Она отворила ее.
«– Зайдемте, князь, – пригласила она».
Я удивленно поднял брови.
«– Зайдемте, я хочу, чтобы вы поглядели».
Я повиновался. В часовне было прохладно и темно – цветные витражи пропускали мало света. На одной из могильных плит, вделанных в стены, лежал букетик тех самых цветов, что нарвала она ночью в саду.
«Здесь покоится моя мать», – пояснила она, заметив мое внимание.
Я приблизился к камню и склонился над ним, стараясь разобрать слова, которыми он был украшен. К своему изумлению, рядом с обычными изречениями на латинском языке, я нашел два слова, высеченные на невиданном наречии. Их рисунок отдаленно напоминал арабскую вязь.
«– “Огонь соединяет”, – подсказала графиня значение этих слов.
– Огонь? Почему огонь? – спросил я».
Графиня замешкалась с ответом на какую-то секунду, и тут появился пан Анджей.
«Вы спасли меня, князь, – обратился он ко мне, – я не забуду этого и, может быть, смогу когда-нибудь ответить вам искренней благодарностию. Будьте счастливы».
Самая бессовестная насмешка почудилась мне в его голосе. Я поклонился и сделал первый шаг вон.
«Князь, – произнесла графиня мне вслед, – помнится, вчера за ужином вы сказывали, что волнуетесь за судьбу кампании?»
Я остановился и внимательно посмотрел в полумрак часовни – такого я не говорил.
«– Надейтесь, надейтесь, – произнесла она, и я, вздрогнув, побежал к коляске.
– Опусти верх, – велел я кучеру».
Я сидел прямо, как будто не мог расслабить члены, и смотрел перед собой. Солнце поднялось уже высоко и било в глаза. Лошадь одного из казаков прихрамывала, и он оттого в такт ее движениям привставал на стременах. Лошади пошли быстрее, вытянувшись в два ряда. Сухая бурая пыль поднялась до подпруги и долго еще висела, оседая на глубокие следы подков.
Дядя призвал сонного Федора и приказал послать человека узнать о пожаре.
– Затем, – продолжил он, – в Вильну был доставлен высочайший рескрипт о прекращении похода. Победа Веллингтона сделала его ненадобным.
– Да, – сказал Сергей Васильевич, – настроивши струны на военный лад, не вдруг заиграешь на них мирную песнь.
– Ну, – невесело улыбнулся дядя, – я слушал другую мелодию…
– Мы всё никак не выступали, – сообщил нам с Невревым Сергей Васильевич, – молебны, угощения, праздники следовали одни за другими беспрестанно. Солдаты на радостях помогали жителям управиться с жатвой.
– А я так желал отправиться немедленно, – добавил дядя.
– Что же было дальше? – спросил я.
– Дальше я прибыл в Петербург
